carabaas | „Пусть люди даже кричат, лишь бы им все-таки удалось договориться"

№ 28 май 1991 «ОРИЕНТИР ДиП»

Владимир Познер недавно отказался от предложенной ему новым руководством ЦТ должности политического обозревателя высшей категории и от перехода на Российское телевидение. Почему?

— Одним из новых политических обозревателей назначен Сергей Ломакин. Это ответ на первую половину вопроса. А что касается Российского телевидения, то боюсь, что оно, в большей или меньшей степени, превратится в телевидение Ельцина, так же как ЦТ стало «телевидением Горбачева». Я предпочитаю быть независимым журналистом.

Мой уход еще и выражение протеста против увольнения с ЦТ ряда тележурналистов: Ростова, Киселева, Митковой: закрытия программы «Взгляд».

— Кому вы больше верите — Горбачеву или Ельцину?

— Видите ли, верить — это не подходящее к месту слово, верить можно родным, друзьям — близким людям. В Бога можно верить. А политикам можно доверять или не доверять. Надо всегда иметь в виду, что политик — это человек тщеславный, преследующий свои личные цели, обязательно демагог. Без этого политиков не бывает.

Лично я с Михаилом Сергеевичем не встречался, чай с ним не пил. Хотел взять у него интервью, но он не ответил. Другое дело — есть ли у политика позиция, четкая программа. Без всякого злорадства должен сказать, что у Михаила Сергеевича, по-моему, такой программы нет. Если в 1986-м его рейтинг составлял 85 процентов, то сейчас он упал ниже 22, и боюсь, что доверие народа ему уже не вернуть. Но мы очень быстро забыли, чем обязаны Горбачеву. Если бы не он, я вряд ли мог бы спокойно выступать сейчас перед вами...

К Ельцину я сначала относился без симпатии. Он согласился дать мне интервью в период предвыборной кампании на пост Председателя Верховного Совета РСФСР, и это интервью меня к нему очень расположило. Прежде всего, он замечательно выглядел: в прекрасно сидевшем на нем синем костюме, с отличным цветом лица, прической — так и должен выглядеть политик.

Вот у Ельцина, на мой взгляд, программа есть. И к тому же он прислушивается к своим умным советникам...

— Как вы относитесь к правительству Павлова?

— Серьезного разговора оно вряд ли заслуживает и продержится, по-моему, очень недолго.

— Вам не кажется, что повышение цен — это провокация КГБ?

— Ну, тогда уж надо добавлять — «и ЦРУ». Нет, не кажется. Было бы гораздо лучше, если бы это была провокация КГБ. А так, к сожалению, это просто очередная глупость нашего правительства.

— Как складывались и складываются ваши отношения с КГБ?

— КГБ пытался завербовать меня дважды. Один раз, когда я был еще совсем юным, только поступил в МГУ, из меня пытались сделать нештатного осведомителя для слежки за иностранцами и нашими студентами.

Вербовавших было двое. Один разыгрывал доброго, другой — злого. Когда я отказался, они потребовали у меня подписку о неразглашении и сказали, что я об этом очень пожалею. Я спросил: «Что же вы, убьете меня, что ли?» Тот, который изображал злого, сказал загадочно: «Хуже». Но единственным последствием . этого разговора было то, что я стал «невыездным».

Через несколько лет они снова пригласили меня и спросили, не хочу ли я поехать в Варну, но в качестве не советского, а швейцарского подданного, для выполнения спецзадания. Тут уж я взорвался: «Варна — крупнейший международный курорт, у меня за границей много знакомых с тех пор, как я жил во Франции, Германии, Америке, они будут меня встречать: «А, Володя, как живешь?» — а я перед ними буду изображать швейцарского подданного? Вы что, хотите меня провалить, уничтожить?»

А в третий раз, перед тем как я впервые поехал за границу, произошла еще одна встреча — тут они передо мной некоторым образом извинились. На этом мои отношения с КГБ закончились.

— Как вы стали журналистом?

— Я по образованию не журналист, закончил биолого—почвенный факультет МГУ по специальности физиология. Когда выяснилось, что я физиологом быть не хочу, мне какое-то время казалось, что хочу быть переводчиком. Я тогда работал у Самуила Яковлевича Маршака писарем, вел его зарубежную переписку. И вдруг мне
позвонил кто-то из знакомых и сказал, что организуется новое информационное агентство — АПН и им нужны люди со знанием языков. Решил попробовать — и меня сразу назначили зав.отделом с окладом 190 руб. (По тем временам это были большие деньги, Маршак мне платил 70.). И оказалось, что это именно та работа, к которой всегда стремился.

— Не хотите ли вы уехать? Возможность такая у вас наверняка есть.

— Уехать не хочу, потому что очень люблю свою работу и много в этой стране людей, которые хотят, чтобы я продолжал ее делать. Но откуда у вас такая уверенность относительно моих возможностей? Пока не принят закон о выезде, такую возможность имеют у нас только люди с исторической родиной: евреи, немцы, греки, ну еще, пожалуй, армяне — из-за наличия обширной диаспоры, следствия геноцида 1915 года — и те, у кого за рубежом есть прямые родственники. Таковых у меня нет.

А евреем я, хоть мой дед был расстрелян фашистами за фамилию Познер, по законам государства Израиль, не являюсь, поскольку моя мать была француженкой.

Но и когда примут закон о въезде и выезде, это будет означать только то, что не будет нужна выездная виза. И больше ничего. Но ведь для въезда в другую страну, например в США, въездная виза будет по-прежнему нужна. Более того — надо понимать, что политика всех стран по отношению к нашим эмигрантам коренным образом изменилась. Теперь в зарубежных посольствах им неохотно выдают даже гостевые визы, дотошно выясняют, кто из близких у человека в Союзе, — чтобы не вздумал остаться. Я знаю, как пожилой женщине отказали в предоставлении возможности навестить двоюродную сестру, несмотря на то что здесь у нее оставался больной муж, — а вдруг?.. И таких случаев очень много. Все это крайне унизительно.

— Разрешат ли программу «Взгляд»?

— Думаю, что да. Но уверен: она появится ненадолго, чтобы исчезнуть уже окончательно. Вы, наверное, знаете, что когда «Взгляд» запретили, его популярность уже шла на убыль, по рейтингу они были на 6-м месте. И, конечно, о лучшей рекламе, чем та, которую сделал своим запретом Кравченко, им трудно было мечтать.

Конечно, «Взгляд» запретили по политическим мотивам, но главная беда ребят в том, что им не хватало профессионализма, они так и не стали настоящими тележурналистами — и передача всегда напоминала студенческий капустник. Сравните «Взгляд» с молчановской программой «До и после полуночи» — в ней все, начиная от видеоряда и кончая музыкальным оформлением, не говоря уже о тексте, — на высочайшем профессиональном уровне.

— Как изменилось ваше отношение к Александру Невзорову после фильма «Наши»?

— Никак не изменилось. Я считал и считаю Невзорова одаренным тележурналистом, но позиций его никогда не разделял. Что касается фильма, то его следовало бы назвать не «Наши», а «Саша» — он снял его в первую очередь о себе, о том, какой он смелый, как прекрасно смотрится с автоматом, как спокойно стоит у освещенного окна, ожидая снайперского выстрела...

— Почему больше нет телемостов между СССР и Америкой, Кремлем и народом?

— А что, разве когда-нибудь были мосты между Кремлем и народом? Я что-то таких не помню. А телемосты с Америкой сделали свое дело. Они были нужны тогда, когда между нашими странами не существовало никаких отношений. Я помню, как после первого моста, когда еще специально отбирались люди для участия в передаче, мы получили множество писем, в которых спрашивалось об одном и том же: «Где вы набрали таких людей? Почему они такие тупые, «зажатые», так примитивно отвечают на вопросы? Вот если бы вы пригласили нас...»

Но я уверен, что кого бы мы тогда ни пригласили, результат был бы тот же. Просто страшновато еще было тогда и им, и мне, и я нисколько не стыжусь в этом признаться. Вот сейчас я веду на Московском телевидении передачу «Вечер с Владимиром Познером». Она идет в прямом эфире, и приглашаем мы на нее первых 150 человек, которым удается к нам дозвониться после объявления очередной - передачи.

А телемосты сейчас нужны другие — «Ереван-Баку», например, или «Вильнюс-Москва»... Пусть люди даже кричат, лишь бы им все-таки удалось договориться.

— Владимир Владимирович, куда нас ведут?

— Ведут нас туда, куда мы позволяем себя вести. 28 марта в Москве я просто испытывал гордость за москвичей — они вышли на митинги в каком-то веселом и отчаянном настроении. Хотя было ясно, что малейшая провокация с той или другой стороны — и прольется кровь. Счастье, что этого не произошло.

— Почему вы не баллотируетесь на пост Президента СССР?

— Дело в том, что я как бы не совсем являюсь гражданином Советского Союза. Это выяснилось, когда я хотел поехать на родину, во Францию.

И он рассказывает о том, что получил советский паспорт в берлинском посольстве, не обращаясь с ходатайством в Верховный Совет СССР или РСФСР, и теперь советские чиновники к этому придираются.

— «Так что же, я, выходит, не заканчивал МГУ, не женат, не имею сына, не член партии, не работаю?» — А чиновник в ответ с улыбкой: «Да вроде того...» — «Ну, а справку, что я не гражданин СССР, вы мне можете дать?» — «Это пожалуйста...»

Ирина РУВИНСКАЯ