carabaas | СТОЛКНОВЕНИЕ "КЛЭШ"

«За всем их колючим звукотворчеством я чувствую настойчивую человечность. При этом трудно ткнуть пальцем в какое-то конкретное место их песен — слова их довольно отчаянные, но их музыка, кипящая от ярости и боли,— это все же попытка увидеть проблеск нового и лучшего мира.

Я знаю, очень легко быть циничным; вообще одна из самых немодных вещей сейчас — проявлять свою озабоченность и участие. А «Клэш» озабочены до воинственности. Так не потому ли они стали таким авторитетным рупором английской молодежи, стоящей в очередях за пособием по безработице?» Так писал об ансамбле «Клэш» (по-русски — «Столкновение») четыре года назад американский журналист Л. Бэнгс (см. «Ровесник» № 6 за 1978 г.)

Что изменилось за прошедшие годы в Англии и что изменилось в «Клэш»? В стране пришли к власти консерваторы. Очереди за пособием по безработице стали длиннее. Страна продолжает двигаться по тому пути, который завел многих ее молодых граждан в тупик. Свидетельство тому — прошедшие летом молодежные бунты в Лондоне, Ливерпуле, других крупных городах. Это были взрывы ярости, это была безысходность. Крик отчаяния тех, кто не может докричаться, тех, кого правящие круги не принимают в расчет.

Но именно о них и для них поют те рок-группы, которые не могут равнодушно смотреть, как наплевательски относится страна к своему главному богатству — людям. Музыканты участвуют в движении Рок против расизма («Клэш» — его активисты); в движении Рок против нейтронной бомбы (в первых рядах «Клэш»); Рок против безработицы («Клэш» и здесь отчисляют сборы от концертов на... Да на самые разные нужды тех, кто в этих отчислениях нуждается). Поэтому, нам кажется, о «Клэш» совсем нелишне рассказать еще раз.

Пол РЭМБЕЛИ, английский журналист

Я не хочу знать, чем занимаются богатые.
И ходить не хочу туда, куда богатые ходят...
«Гарбиджленд»,
из репертуара ансамбля «Клэш», 1977 г.

Сегодня вечером, как и вчера, как и неделю назад, богатые пришли в в «Привилеж» — шикарнейший из шикарнейших,    привилегированнейший для   привилегированных   ночной   клуб Парижа. А напротив, на тротуаре, скучают трое бродяг, и в кафе, куда и бродягам путь не заказан, сидит Джо Страммер, лидер группы «Клэш», и лечит холодным пивом больное горло и раненую гордость.

— Слушай,— говорит Джо.— Я вашу газету   «Нью мюзикл   экспресс» давно читаю и всегда уважал. Но сейчас с вами что-то случилось. Чему вы учите своих читателей? Что ненавидеть, на что полагаться? Чему верить — каким группам, в какие идеи?

— Ну и ну! Мне-то всегда казалось, что мы вашу группу просто задаривали любовью!

— Хороша любовь!   Я   ведь   говорю не о критике по поводу нашей музыки — это дело нормальное. Да я и привык к булавочным уколам, стал толстокожим — иначе на сцену не выйдешь, будешь всего бояться. Я говорю о том, в чем вы нас обвиняете, а вы нас обвиняете в позерстве. Будто все наше, как вы говорите, рок-бунтарство — это поза. Даже словечко придумали — «миф «Клэш». Но мы вовсе не считаем себя бунтарями — мы просто считаем нужным откровенно говорить то, что думаем. Иначе не было бы смысла работать... Что же это такое — «миф «Клэш» (раз уж слово сказано)? В идеале рок-музыка всегда виделась музыкой протеста, бунта, музыкой, отражающей и питающей идеи недовольства действительностью. И такое идеальное представление о рок-музыке сохранилось. И одним из символов такого отношения к ней стал ансамбль «Клэш». Поэтому и прилепилось к ним это, может быть, не совсем точное, а скорее всего в этой ситуации совсем неточное словечко «миф».

- Все это было бы не так уж плохо, если бы...— говорит Джо.— Такое впечатление, что «Клэш» — это некая мисочка, в которую вставлен градусник, измеряющий степень нашей честности, на градуснике отмечено: «Это — правда, а это — ложь, это — искренность, а это — поза». И когда по стандартам тех, кто измеряет, наш «градус» опускается, в нас летят обвинения. Но ведь судьи кто? Те, для кого рок-музыка — способ провести время да при этом еще и заработать деньги... И вот идут разговоры: что случилось с «мифом «Клэш»? А был ли этот «миф»? А где были «Клэш» в то время, когда шли бунты молодежи?

- Совершенно     верно:     где     были «Клэш» летом прошлого года, когда в Брикстоне, Токстесе молодые бунтовали и их избивала полиция? Они-то шли на демонстрации и пели ваши песни!

- А мы в это время были на гастролях в США, и сорвать их нельзя было — нам   пришлось   бы   платить   слишком большую неустойку. Но не в этом дело. Нам кажется, что для того, чтобы призывать людей к чему-то, рок-музыканту совсем необязательно самому строить баррикаду.    Задача    рок-музыканта — показать проблему, объяснить, в чем ее суть, а вовсе не намечать схему конкретных действий. Это во-первых. А во-вторых, то, что происходило летом,— это был взрыв слепой ярости. Кому стало легче от того, что молодые перебили витрины   мелких торговцев, таких   же задавленных, запуганных и отчаявшихся людей, как и они сами? Какой смысл в бунте ради бунта?

-   Но не кажется тебе, что это был все-таки какой-то путь политизации сознания молодых? А как ты сам «политизировался»?

Как    выясняется — «от    обратного».

Джо Страммер родился в Анкаре тридцать лет назад. Его отец был дипломатом. Потом семья жила на Кипре, в Мехико, в Бонне. Когда Джо исполнилось девять лет, его определили в дорогую частную школу.

— Для того чтобы возглавлять список выпускников, надо было получить высшие баллы по трем предметам. Я их получил — по истории, английскому языку и истории искусств... Потом поступил в Центральную школу искусств. Это предприятие окончилось неудачей. Все, чем там занимались, казалось мне полнейшей чушью, столь же нелепо выглядел — на взгляд моих преподавателей — я сам. А потом... Взгляните на тех людей.— Он показывает на «Привилеж».— Я был одним из них, среди   них мне было уготовано место.

Среди них мне надлежало жить. Мне было восемнадцать, девятнадцать лет... Я смотрел кругом — на все эти фешенебельные клубы, на этих фешенебельных людей,— и мне было муторно, стыдно. Я глядел из окна дорогого бара — люди, окружавшие меня, старались в окна не глядеть — и видел другую жизнь. Я видел отчаяние, бессилие и пустоту. Таким вот образом я и «политизировался». А чтобы точнее объяснить... В 1905 году Джек Лондон приехал в Англию. Как раз была коронация и все связанные с нею торжества. И вот, вместо того, чтобы стоять, как другие, и смотреть на королевский кортеж, Джек Лондон отправился в Ист-Энд. А там на скамейках сидели люди. Настоящие бедные люди. «Что вы думаете по поводу коронации?» — спросил Лондон. И они ответили: «Она дает нам возможность просто сидеть весь день неподвижно. Дает нам возможность в этот день не работать».

Я вспомнил слова какого-то французского критика: «Были люди, живущие а-ля Джон Леннон, а вот теперь найдутся те, кто работает под Джо Страммера». Но разве может искренность быть позой? Впрочем, мне возразят: ведь каждый из нас не только знает людей, которые в какой-то момент притворялись искренними,— каждый из нас и сам не без греха. Да только искренность — это искренность. И она не может быть фальшивой — по определению.

«Клэш» не выступали в Англии уже полтора года. За это время случились именно те «столкновения», которые они предсказывали.

— Говорят, что в своем отечестве пророка нет. Нас обвиняют теперь в том, что мы оказались пророками, но не участвовали в том, что предрекали,— произносит Джо, и я вижу, что раны, нанесенные обвинениями в «самоустранении», не дают ему покоя.— Но неужели не понятно, что кирпичи, которыми били витрины в Токстесе, не изменились бы ничуточки, если бы «Клэш» были на месте событий или, наоборот, где-нибудь в Тимбукту.

Бернард Роудс (его часто называют «ментором» группы, «главным идеологом») кажется куда спокойнее:

— Да, «Клэш» занимаются политической деятельностью. Но так, как, мы считаем, мы должны ею заниматься. Наше дело — музыка, мы поем о том, что в данный момент волнует людей. И, мне кажется, мы делаем важное дело. Потому что из рок-песен молодые могут узнать правду. Ведь телевидение, радио, газеты врут, говорят то, что выгодно в данный момент правящему классу. Думаете, им не были выгодны эти бунты молодых? Они и их в свою пользу обратили: вот, мол, какая молодежь растет. И если ей не находится места в жизни, так это потому, что кто же захочет, к примеру, брать на работу такого вот рок-урода с наполовину выбритой головой? Злобного, драчливого, готового на любое хулиганство? Мне кажется, эти бунты только усугубили и без того существующее поправение всего общества. И наше дело — петь для этих отчаявшихся молодых, чтобы объяснить им, как ими манипулируют. И петь об этих молодых, чтобы хоть кто-то их понял.

Критики упрекают «Клэш» в том, что музыка их стала более сложной и даже скучноватой — теперь под нее не очень-то попрыгаешь. Что ж, возможно, это и так. Прогресс группы в другом — растет ее политическое сознание. У нас полно групп, исполняющих хорошую музыку, но, если есть какая-то надежда для рока, она   в таких,   как «Клэш».

Но не попахивает ли все это опять же «мифом»? Ведь мифы, как известно, мертвы?

Перевела с английского Н. РУДНИЦКАЯ