РУССКИЙ ГОЛОДОМОР - 4
Jul. 21st, 2008 06:39 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
carabaasУРОКИ МИЛОСЕРДИЯ
...Голод продолжал свирепствовать. Не прекратился он и в следующем, 1922 году, о чем, в частности, свидетельствует письмо Максима Горького американке Джейн Адамс.
Письмо представляет большой интерес еще и потому, что в нем особенно ярко выявляется роковая роль голода для судеб русской интеллигенции.
Великий голод 1921 года отрезвил многие головы, умерил многие планетарные планы и страсти. Он учил соизмерять политику с экономикой, замыслы с реальностью. Но трагический этот год оставил для нашего сердца еще одну неумирающую заповедь — заповедь человеческого милосердия, не знающего ни классовых, ни государственных границ. В этот год во всех русских церквах возносились молитвы о спасении голодающих.
Звонили траурные колокола, собирались пожертвования и в церквах русского зарубежья. На собранные средства митрополит Евлогий, управляющий делами русской церкви в Западной Европе, послал в Москву на адрес патриарха Тихона закупленную им с помощью немецкого Красного Креста пшеницу. Сам патриарх в это время уже находился под домашним арестом на Троицком подворье возле Самотеки, ожидая суда. О том, что хлеб дошел до крестьян Саратовской губернии, митрополит Евлогий узнал много лет спустя...
Да, история оставила нам много проклятых вопросов. И отвечать на них рано или поздно придется — на все. Вспоминая о трагедии года 1921-го, печалясь о наших разоренных селах, мы, конечно, вправе задавать себе вопрос, кто в конечном счете оказался прав в отношении крестьянства. Но, занимаясь розыском ответов, нам нужно думать и о том, чтобы ответы эти не были губительными для единства и нравственного здоровья.
Спор о правоте разрешит и уже теперь разрешает время — самый строгий и непредвзятый судия.
Продолжение следует...
РУССКИЙ ГОЛОДОМОР - 1
РУССКИЙ ГОЛОДОМОР - 2
РУССКИЙ ГОЛОДОМОР - 3
...Голод продолжал свирепствовать. Не прекратился он и в следующем, 1922 году, о чем, в частности, свидетельствует письмо Максима Горького американке Джейн Адамс.
Письмо представляет большой интерес еще и потому, что в нем особенно ярко выявляется роковая роль голода для судеб русской интеллигенции.
«Сударыня!
Мне сообщили, что в Америке существует мнение, будто голод в России уже утратил свой грозный характер и что работа организации мистера Гувера вполне достаточна для спасения миллионов русских крестьян, осужденных голодом на смерть.
Разрешите мне сказать несколько слов по этому поводу.
Я думаю, что работа организации Гувера по широте ее — явление небывалое в истории. Никогда еще ни одна страна в мире не приходила на помощь другой стране так великодушно, с таким обилием сил и средств. Люди Гувера — действительно мужественные люди; я не преувеличу, назвав их героями. Америка вправе гордиться детьми своими, которые так прекрасно и бесстрашно работают на огромном поле смерти, в атмосфере эпидемии, одичания и людоедства.
Эта работа, кроме своей прямой задачи — спасения миллионов людей от голодной смерти, имеет еще и другое, на мой взгляд, более важное значение: она возрождает в русском народе убитое войной чувство человечности, воскрешает уничтоженную мечту о возможности братства народов, реализует идею совместного, дружеского труда нации.
Европейская война — а за нею интервенция и война гражданская с ее ужасами — ожесточила сердце русского народа. Особенно глубоковредное влияние имела интервенция: несмотря на свою умственную темноту, мужик понял, что иностранцы не хотят видеть его свободным, желают восстановить в России старый режим. Мужика убеждали в этом и факты, и речи, и озера крови, и разрушение его жилищ. Вполне понятно, что у него явилось отрицательное отношение к иностранцу: кто бы он ни был, он хочет сделать русский народ рабочим скотом помещиков, чиновников, купцов.
И вот, в страшные дни гибели и голода, в дни полной беспомощности эти враги-иностранцы являются спасителями жизни миллионов детей, бескорыстно и бесстрашно работают и работою своей разрушают в русском народе накипевшее чувство вражды и ненависти.
Вы, конечно, понимаете, как это важно, какие прекрасные результаты может дать работа организации Гувера. Со временем мы все-таки будем жить и работать все как друзья и братья, слава тем, кто приближает этот необходимый для нашего счастья момент!
Возвращаюсь к основной теме моего письма.
Голод — не уменьшается. Организация Гувера, самоотверженно работая на Волге, не может, конечно, обнять размеры несчастья в других областях огромной России. На берегах Черного моря — в Одессе, в Крыму — беспомощно погибают тоже миллионы людей. Вымирают немцы, колонисты юга, люди культурные, прекрасные работники. Вымирают евреи — дрожжи, необходимые для тяжелой России. Погибают трудолюбивые, честные татары и, разумеется, больше всего русские — особенно дети.
Голод значительнее и грознее всего, что говорят и пишут о нем. Сотни тысяч десятин посева уничтожаются саранчой. Саранчу едят и болеют от этого. Едят корни, траву, листья, это возбуждает эпидемические заболевания, грозит холерой. Я не могу дать цифр смертности, потому что сомневаюсь в точности подсчета умерших. Письма, которые я получаю отовсюду, рисуют положение ужасным. Везде истощенные зимним голодом люди с жадностью набросились на растительность весны и — Вам ясно, что следует за этим.
Позвольте также обратить Ваше внимание и в сторону русской интеллигенции, главным образом — русских ученых.
Все это — люди зрелого возраста или старцы, истощенные годами недоедания, героической работой своей в условиях холода и голода. Это — лучший мозг страны, творцы русской науки и культуры, люди, необходимые России более, чем всякой другой стране. Без них нельзя жить, как нельзя жить без души. Эти люди — мировая, общечеловеческая ценность.
Их во всей России только 9000 — ничтожная цифра для такой огромной страны и для культурной работы, необходимой русским. Эти 9000 ценнейших людей постепенно вымирают, не успевая создать заместителей себе.
Думаю, сказанного достаточно для того, чтобы возбудить энергию друзей русского народа, людей, желающих помочь России прожить проклятый год.
10.VII.22.
Свидетельствую Вам мое уважение, М. Горький».
Мне сообщили, что в Америке существует мнение, будто голод в России уже утратил свой грозный характер и что работа организации мистера Гувера вполне достаточна для спасения миллионов русских крестьян, осужденных голодом на смерть.
Разрешите мне сказать несколько слов по этому поводу.
Я думаю, что работа организации Гувера по широте ее — явление небывалое в истории. Никогда еще ни одна страна в мире не приходила на помощь другой стране так великодушно, с таким обилием сил и средств. Люди Гувера — действительно мужественные люди; я не преувеличу, назвав их героями. Америка вправе гордиться детьми своими, которые так прекрасно и бесстрашно работают на огромном поле смерти, в атмосфере эпидемии, одичания и людоедства.
Эта работа, кроме своей прямой задачи — спасения миллионов людей от голодной смерти, имеет еще и другое, на мой взгляд, более важное значение: она возрождает в русском народе убитое войной чувство человечности, воскрешает уничтоженную мечту о возможности братства народов, реализует идею совместного, дружеского труда нации.
Европейская война — а за нею интервенция и война гражданская с ее ужасами — ожесточила сердце русского народа. Особенно глубоковредное влияние имела интервенция: несмотря на свою умственную темноту, мужик понял, что иностранцы не хотят видеть его свободным, желают восстановить в России старый режим. Мужика убеждали в этом и факты, и речи, и озера крови, и разрушение его жилищ. Вполне понятно, что у него явилось отрицательное отношение к иностранцу: кто бы он ни был, он хочет сделать русский народ рабочим скотом помещиков, чиновников, купцов.
И вот, в страшные дни гибели и голода, в дни полной беспомощности эти враги-иностранцы являются спасителями жизни миллионов детей, бескорыстно и бесстрашно работают и работою своей разрушают в русском народе накипевшее чувство вражды и ненависти.
Вы, конечно, понимаете, как это важно, какие прекрасные результаты может дать работа организации Гувера. Со временем мы все-таки будем жить и работать все как друзья и братья, слава тем, кто приближает этот необходимый для нашего счастья момент!
Возвращаюсь к основной теме моего письма.
Голод — не уменьшается. Организация Гувера, самоотверженно работая на Волге, не может, конечно, обнять размеры несчастья в других областях огромной России. На берегах Черного моря — в Одессе, в Крыму — беспомощно погибают тоже миллионы людей. Вымирают немцы, колонисты юга, люди культурные, прекрасные работники. Вымирают евреи — дрожжи, необходимые для тяжелой России. Погибают трудолюбивые, честные татары и, разумеется, больше всего русские — особенно дети.
Голод значительнее и грознее всего, что говорят и пишут о нем. Сотни тысяч десятин посева уничтожаются саранчой. Саранчу едят и болеют от этого. Едят корни, траву, листья, это возбуждает эпидемические заболевания, грозит холерой. Я не могу дать цифр смертности, потому что сомневаюсь в точности подсчета умерших. Письма, которые я получаю отовсюду, рисуют положение ужасным. Везде истощенные зимним голодом люди с жадностью набросились на растительность весны и — Вам ясно, что следует за этим.
Позвольте также обратить Ваше внимание и в сторону русской интеллигенции, главным образом — русских ученых.
Все это — люди зрелого возраста или старцы, истощенные годами недоедания, героической работой своей в условиях холода и голода. Это — лучший мозг страны, творцы русской науки и культуры, люди, необходимые России более, чем всякой другой стране. Без них нельзя жить, как нельзя жить без души. Эти люди — мировая, общечеловеческая ценность.
Их во всей России только 9000 — ничтожная цифра для такой огромной страны и для культурной работы, необходимой русским. Эти 9000 ценнейших людей постепенно вымирают, не успевая создать заместителей себе.
Думаю, сказанного достаточно для того, чтобы возбудить энергию друзей русского народа, людей, желающих помочь России прожить проклятый год.
10.VII.22.
Свидетельствую Вам мое уважение, М. Горький».
Великий голод 1921 года отрезвил многие головы, умерил многие планетарные планы и страсти. Он учил соизмерять политику с экономикой, замыслы с реальностью. Но трагический этот год оставил для нашего сердца еще одну неумирающую заповедь — заповедь человеческого милосердия, не знающего ни классовых, ни государственных границ. В этот год во всех русских церквах возносились молитвы о спасении голодающих.
Звонили траурные колокола, собирались пожертвования и в церквах русского зарубежья. На собранные средства митрополит Евлогий, управляющий делами русской церкви в Западной Европе, послал в Москву на адрес патриарха Тихона закупленную им с помощью немецкого Красного Креста пшеницу. Сам патриарх в это время уже находился под домашним арестом на Троицком подворье возле Самотеки, ожидая суда. О том, что хлеб дошел до крестьян Саратовской губернии, митрополит Евлогий узнал много лет спустя...
Да, история оставила нам много проклятых вопросов. И отвечать на них рано или поздно придется — на все. Вспоминая о трагедии года 1921-го, печалясь о наших разоренных селах, мы, конечно, вправе задавать себе вопрос, кто в конечном счете оказался прав в отношении крестьянства. Но, занимаясь розыском ответов, нам нужно думать и о том, чтобы ответы эти не были губительными для единства и нравственного здоровья.
Спор о правоте разрешит и уже теперь разрешает время — самый строгий и непредвзятый судия.
Продолжение следует...
РУССКИЙ ГОЛОДОМОР - 1
РУССКИЙ ГОЛОДОМОР - 2
РУССКИЙ ГОЛОДОМОР - 3
