![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
И тут оказалось, что первый снимок был не моим, а у меня инфильтрат в легких. Меня перевели в другую больницу.
Два месяца меня лечили жиром и рыбьим жиром. Должны были уже отправлять в тубдиспансер, но врач захотел сделать еще один снимок легких и был страшно удивлен тем, что легкие у меня оказались абсолютно чистыми.
Больше я не болела и дожила до 85 лет, а тогда уже была готова к худшему.
Снова приехала в Борисполь. Меня приняли в комсомол, хотя я и была в Германии и меня 2 раза в год проверяли в КГБ и опрашивали в Васильковской милиции. Много было еще неприятного связано с моим пребыванием в Германии. За хороший труд и активное участие в общественной жизни меня премировали, но нашлось много завистников, которые говорили, что меня наградили из-за того, что я родственница главного инженера стройки.
Я приняла решение увольняться и искать себе сама другую работу в Киеве.
Тогда уже произошла отмена карточной системы и пусть дорогой, но уже продавался «коммерческий» хлеб, ну и за квартиру не надо было платить, т.к. я вернулась к маме в с. Забирье.
Весной 1947 года мы получили письмо от бывшего военнопленного Козлова Ивана, который был в плену вместе с моим папой на территории Австрии. Мы очень обрадовались, что отец жив. Но в это время мама тяжело заболела паратифом. Ее положили в больницу в Василькове. Она была в очень тяжелом состоянии, и мы ей ничего не рассказывали об отце.
Брат в то время служил в армии. Служил в Киеве, на Соломенке. Приехал в Забирье, зашел в сельсовет, а там ему и сказали, что было письмо от отца, в котором папа обращался к сельскому совету и забирцам, чтобы ему известили где его жена, дети, мать и сестры.
Узнав адрес (отец писал из Дальнего Востока, из г. Находка, из лагеря)
В конце июля 1947 отец вернулся домой. Встречали мы его в Киеве. Я с ним встретилась на ул.Саксаганского, по которой он шел с мамой, братом, сестричкой Катей и своими сестрами.
Отец бросился ко мне, мы обнялись и плакали.
Два месяца меня лечили жиром и рыбьим жиром. Должны были уже отправлять в тубдиспансер, но врач захотел сделать еще один снимок легких и был страшно удивлен тем, что легкие у меня оказались абсолютно чистыми.
Больше я не болела и дожила до 85 лет, а тогда уже была готова к худшему.
Снова приехала в Борисполь. Меня приняли в комсомол, хотя я и была в Германии и меня 2 раза в год проверяли в КГБ и опрашивали в Васильковской милиции. Много было еще неприятного связано с моим пребыванием в Германии. За хороший труд и активное участие в общественной жизни меня премировали, но нашлось много завистников, которые говорили, что меня наградили из-за того, что я родственница главного инженера стройки.
Я приняла решение увольняться и искать себе сама другую работу в Киеве.
Тогда уже произошла отмена карточной системы и пусть дорогой, но уже продавался «коммерческий» хлеб, ну и за квартиру не надо было платить, т.к. я вернулась к маме в с. Забирье.
Весной 1947 года мы получили письмо от бывшего военнопленного Козлова Ивана, который был в плену вместе с моим папой на территории Австрии. Мы очень обрадовались, что отец жив. Но в это время мама тяжело заболела паратифом. Ее положили в больницу в Василькове. Она была в очень тяжелом состоянии, и мы ей ничего не рассказывали об отце.
Брат в то время служил в армии. Служил в Киеве, на Соломенке. Приехал в Забирье, зашел в сельсовет, а там ему и сказали, что было письмо от отца, в котором папа обращался к сельскому совету и забирцам, чтобы ему известили где его жена, дети, мать и сестры.
Узнав адрес (отец писал из Дальнего Востока, из г. Находка, из лагеря)
В конце июля 1947 отец вернулся домой. Встречали мы его в Киеве. Я с ним встретилась на ул.Саксаганского, по которой он шел с мамой, братом, сестричкой Катей и своими сестрами.
Отец бросился ко мне, мы обнялись и плакали.