carabaas | Из воспоминаний мой тети Александры Владимировны Горинович

Но у него мы пробыли всего 2 месяца, а потом нас забрали другие хозяева.

Было запрещено, чтобы пленные работали вместе с девушками-украинками, недавно приехавшими из Украины. Марию забрал пастор ухаживать за маленькими детьми (у него их было трое) и она там работала до освобождения (апрель 1945 г.)

А я попала к крупному бауэру, который владел большой птицефермой, 48 коров, 40 лошадей, свиней – 300 шт. Много земли и много работников. Больше ста. Это были пленные французы, украинцы, русские и вывезенные на принудительные работы бельгийцы, сербы, поляки и те, кто приехал в Германию из Западной Украины еще в 1938-39 годах.

Все они работали на фермах и полях хозяйства (бауэра Вильгельма Зибке, 50 лет, члена НСДАП)

У него я работала 3 года, до освобождения американскими солдатами 21 апреля 1945 года.

Работы было много: вставала в 5 часов утра готовила кухню к работе (в 7 приходили на кухню 2 немки.) Одна кухарка и управляющая. Управляющая была жестокой женщиной. Садисткой. Курила, пила, все время ругалась и била. Вначале она на меня кричала, называла русской свиньей, гнилой сливой, гноем, а когда на ее брата с восточного фронта пришла похоронка, она стала еще более жестоко обходиться со мною. Била, не давала еды. И, когда я ела, то кричала, что я русская свинья и много ем. (Хлеб давали утром и вечером 150 г в день, а обед – картошку в мундире). Я плакала и недоев шла работать. Вечером и утром давали чашку ячменного кофе без сахара.

И летом и зимой я, вместо обуви, носила деревянные дощечки с брезентовыми ремешками. Ноги зимой мерзли, а в комнате, где я жила за 3 года не топили ни разу. Да еще управляющая все время окно открывала – говорила, что духу моего не выносит. В воскресение мне давали чулки, платье рваное, чтобы я их штопала, а потом носила. На одном из платьев было более 100 маленьких и больших дыр (я их пересчитала).