Мемуары моей бабушки. В Тиргартене

[carabaas]

598 × 800 ◘
Оригинал   (766×1024)

Часто мы ходили гулять в Тиргартен. Приятно в этом зелёном огромном массиве отдыхать от шума города.

По утрам тут бывает мало народу. Только няньки в пышных традиционных одеждах катят колясочки с детьми по тенистым дорожкам. Они все на один манер: короткие широченные в глубокую сборку шерстяные юбки, цветные шерстяные чулки, грубые полуботинки, небольшие передники, очень белые без вышивок широкие рукава блузок. Сверху бархатный корсаф, цветистый платок, на спине с наперед свисающими концами, черный огромный бант на голове. Все одинаковые, все примерно одного возраста от 25 до 35 лет, все здоровые крепко срубленные, неторопливые.

603 × 800 ◘
Оригинал   (772×1024)

Никогда не увидишь, чтобы такая няня наклонилась к ребенку, заговорила с ним. Она катит коляску, прогуливает ребенка положенное время. Он лежит, дремлет с неизменной соско-пустышкой во рту.

Детского плача не слышно.

607 × 800 ◘
Оригинал   (777×1024)

Иногда по асфальту пробегают мальчишки на роликах.

Ритмичный звук колесиков на минуту нарушает тишину.

Но больше всего я люблю сидеть на тех аллеях, где проложены мягкие дороги для верховой езды. Тут можно увидеть всю берлинскую знать. Мужчин в строго выдержанных костюмах для всадников – штатских и военных, женщин в классических амазонках, иногда очень красиво и представительно сидящих на своих красивых, холеных лошадях.

Одни совершают свой утренний моцион, другие выезжают, чтобы встретить знакомых, показать себя и лошадь.

Я никогда не видела, чтобы при встрече кто-нибудь останавливался, вступал в разговор. Поклон – легкий или почтительный, в зависимости от того, с кем встретились. Кивок головы дамы, иногда улыбка и каждый продолжает свой путь в том же ритме, том же аллюре.

Обращаю внимание на 2-х американок. Они в серых костюмах. Сидят в мужском седле. Их длинные юбки расстегнутые сзади и спереди покрывают ноги до самых стремян. Из-под них желтые сапоги. На головах шляпы с большими полями, в руках стек.

Они едут не с тем фланирующим аллюром, что остальные. Они едут по-деловому, как-то. Разговаривают друг с другом. Иногда смеются. Часто с шага переходят на рысь. Тогда их светлые вьющиеся волосы выбиваются из-под шляп.

Но кого я жду каждый раз с бьющимся сердцем – это двух русских девушек. Они, кажется, сестры – дочери служащих русского посольства.

Лошадки у них невысокие, ладные.

Они обе в серых черкессках. Едут по-мужски. Но как едут!

Они не красуются на своих лошадях, они сливаются с ними в одно – красивая движущаяся скульптура. Когда на дорожке мало всадников, они скачут и снова эти припавшие к шее коня фигурки кажутся с ним одним.

Я преисполнена гордостью за эту красоту. Не могу удержаться, чтобы не высказать восторга.

Моя француженка, с которой мы гуляем и в тени Тиргартенских деревьев читаем французские романы, глубокомысленно замечает:


800 × 131 ◘                                                                     Оригинал   (1024×168)

Я отбрасываю от себя неприязнь и проявление европейского превосходства и думаю:

Значит, если соскребти с меня мою неуверенность, застенчивость, вышколенность, то ти во мне есть задор, смелость, решимость.

Ведь я русская.