![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
carabaas"СОБЕСЕДНИК" 4 января 1990 года
Я окунулся в пряный город детства. Узнал и не узнал Баку. Поэтому и заметки эти написаны «с любовью и болью». Помните, так назывался недавно показанный по Центральному телевидению честный фильм узбекских кинематографистов, который один из народных депутатов тут же поспешил назвать с трибуны съезда «антиузбекским». Меньше всего мне хотелось бы, чтобы и эти заметки были названы «антиазербайджанскими» или же «антиармянскими». То, с каким интересом и настороженным вниманием читают в Баку и Ереване центральную прессу, понятно. Непонятно другое — непременно черно-белое восприятие каждой публикации — или за «нас», или против. Иного вроде бы и не дано. Не буду утверждать, что правда находится где-то посередине. Правда там, где правда. И уж с городом, где прожил большую часть своей жизни, я могу быть откровенным и честным. Итак, здравствуй, мой город. Давай говорить.
"Домой» — это значит в Баку. Только чем дальше от дома и чем реже возвращаешься, замечаешь, как он меняется. И теперь никогда уже не крикнет веселый водитель в глубину переполненного автобуса: «Задний гапыны пец». Это бакинская фраза — просьба закрыть заднюю дверь,— в которой переплелись слова трех языков — азербайджанского, армянского, русского. А у дома, где прямо во дворе ставились мангалы, а потом там же столы, за которые садились соседи, и тутовка, привезенная из Карабаха, так здорово шла под кебаб,— теперь большие контейнеровозы с номерами соседних республик и областей. Уезжают бакинские армяне. И грузится мебель, и притихшие небритые мужчины выносят тюки и коробки. Они уезжают, оставляя дома и могилы предков, похороненных на кладбищах города-дома. Что же ты делаешь с собой и с ними, мой город? За что?
Моему приятелю коллеги по работе выправили удостоверение с другой — неармянской — фамилией. Чтобы не тронули, когда остановят на улице и потребуют показать паспорт. Другой приятель подал заявление на выезд в США — с женой и двумя детьми. Он не помнит, чтоб кто-то из его дедов и прадедов жил где-нибудь, кроме Баку. Но в Баку ему уже нельзя. «А если выбирать между Детройтом и Липецком, то лучше Детройт,— грустно пошутил он.— Если уж менять, то круто». Кто виноват, что так круто изменилась жизнь.
Митинги в некогда спокойном, по-южному вальяжном городе у моря, где улыбающихся людей на сотню жителей было, пожалуй, побольше, чем во многих других городах страны, начались еще в первой половине 88-го года. После решения сессии областного Совета НКАО о присоединении к Армении. «Мирное» решение сессии обернулось убийством двух азербайджанских парней, а затем ужасом Сумгаита.
В мае восемьдесят восьмого на бакинскую площадь Ленина у Дома правительства выходило до миллиона митингующих. На площади — очень скоро ее стали называть «Азадлыг мейданы» — «площадью Свободы», а то и просто «мейдан» — ораторы выдвигали требования, насчитывающие и пятьдесят, и семьдесят пунктов. Призывы отстоять Карабах и сместить руководство республики вызывали у митингующих наибольший отклик. В остальных пунктах каждый изощрялся по-своему. От запрета ходить по Баку в шортах даже иностранным туристам до немедленного перехода на арабскую графику.
Люди выходили на трибуну разные — от народных писателей до никому прежде не известных «борцов за счастье народа». Это была стихия. Главное было перекричать, показать себя как можно большим патриотом и пламенным сыном своего народа. Но молчать действительно уже было невозможно. Огромные масштабы безработицы, отсталость сельских районов, задавленных монокультурой — хлопком, коррупция в партийных кругах, могущество «теневой экономики», неутихающая борьба за власть между всесильными кланами. В Баку прижилась фраза, в которой больше трагедии, чем юмора,—«клан кланом вышибают». Человек кричит, когда ему больно, очень больно. Но обидно, когда он при этом не понимает, что у него болит. Вся боль и страдания азербайджанского народа вылились в один крик: «Не отдадим Карабах».
Так часто бывает в истории. Боясь разоблачения внутренних врагов, находят, а чаще придумывают врага внешнего. История взаимоотношений армянского и азербайджанского народов знала много и светлых, и горестных страниц. Но почему же именно сейчас понадобилось вновь разыграть «карабахскую» карту? Кто все-таки действительный враг —«свой» первый секретарь райкома партии, ради собственного благополучия и наживы загонявший все население района от мала до велика на опостылевшее хлопковое поле, или крестьянин-армянин из соседнего села, так же трудно добывавший свой хлеб? Кто враг — профессор-взяточник, за многие тысячи помогавший поступить в престижный вуз откровенному тупице, который потом пополнит ряды национальной интеллигенции, или музыкант-армянин, для которого азербайджанская музыка стала родной? Ответ тут ясен.
Но именно ясность ответа, видимо, больше всего не устраивала тех, кто уютно и комфортно жил при Алиеве и Багирове в Азербайджане и их наместнике Кеворкове в НКАО, при Демирчяне в Армении... Именно им скорее всего и была выгодна стихийность выступлений, когда от митинга до погрома недалеко. Вспомним. «При мне все было спокойно» — к этому сводилась главная мысль выступления Гейдара Алиева на последнем для него Пленуме ЦК КПСС. Не этого ли застойного спокойствия добиваются сегодня те, кто подогревает националистические страсти? Как это ни прискорбно, Центральному Комитету Азербайджана, другим органам власти в республике даже после смены руководства ни встать во главе народного движения, требовавшего решительных перемен, ни даже контролировать его не удалось. Не получилось. Значит, во главе стихии должны были встать другие. Кто?
В лидеры самовыдвигались и популярные писатели, и ученые, и молодой рабочий с Бакинского завода имени лейтенанта Шмидта Неймат Панахов... Но все они были хороши на митингах. Для организации движения нужна была организация.
Комитет на площади Свободы стал первой ее попыткой. С 17 ноября по 5 декабря 1988 года на площади началась голодовка. Тысячи людей не уходили с «мейдана» ни днем, ни ночью. В ночь с 4 на 5 декабря площадь была очищена войсками. Было установлено особое положение, в Баку введен комендантский час. Прибыла следственная группа из Москвы, открыты уголовные дела.
Но уже было выслано в течение нескольких недель из Армении практически все проживавшее там двухсоттысячное азербайджанское население. Некоторые из этих несчастных людей добирались в Азербайджан пешком через снежные перевалы. Беженцы, оказавшиеся в Баку, были ослеплены горем. И началась месть... Особое положение лишь на время утихомирило страсти. Относительное затишье продолжалось несколько месяцев. А затем вновь митинги, горячие речи, угрозы армянам, избиения... А над Баку уже замелькали трехцветные флаги.
Он и сейчас развевается в центре города — огромный трехцветный флаге полумесяцем и восьмиконечной звездой. Флаг Азербайджанской демократической республики, исчезнувший в апреле двадцатого года, снова над Баку. От цветов нынешнего государственного флага Азербайджанской ССР старое знамя отличается еще одной — зеленой полосой. И красный цвет не доминирует среди других. Равный.
Эти флаги, пожалуй, главная перемена в городе. Но что за ними? Народный фронт Азербайджана, взявший старый флаг своим символом, очень долго и сложно организовывался. Его долго не признавали официально.
Уже зимой 1989 года после договоренности об объединении нескольких кружков и групп, пытавшихся возглавить движение, можно было говорить, что организация стала формироваться. Это были разные группы, с разными целями — от фольклорных объединений до забастовочных комитетов. Наиболее политизированными выглядели две организации — клуб ученых и объединение «Варлыг». И если у лидеров клуба наиболее ярко проявлялись социал-демократические устремления, близкие в чем-то программам прибалтийских Народных фронтов и движений, принципам межрегиональной депутатской группы, то «Варлыг» больше опирался на идеи, специфически национальные. Так и сформировалось правление фронта. «Половина на половину»,— объяснил положение, сложившееся в руководстве НФА, член правления фронта Этибар Мамедов, преподаватель исторического факультета Азербайджанского университета и мой однокашник по тому же факультету.
Свою учредительную конференцию фронт проводил по всем правилам конспирации. Было назначено три адреса предполагаемого мероприятия. Конференция состоялась совсем в другом месте — в одном из бакинских микрорайонов. Так что к тому времени, когда к месту сбора приехал начальник Бакинского УВД, конференция уже шла полным ходом. Разгонять эту встречу было неловко, тем более что в ней принимали участие известные и уважаемые в республике люди, в том числе и народные депутаты.
Но еще несколько месяцев фронт ожидал официального признания. Впрочем, «ждать» — глагол, пассивный по сути. Баку бурлил. Митинги сменялись забастовками, встречи лидеров фронта с руководством республики — новыми митингами и забастовками. Фронт выставил главные требования:
— упразднить Комитет особого управления НКАО и восстановить суверенитет Азербайджана в Нагорном Карабахе;
— освободить арестованных после разгона в декабре 1988 года демонстрантов с площади Ленина и прекратить их уголовное преследование;
— отменить комендантский час и особое положение;
— официально зарегистрировать НФА.
Для рассмотрения этих вопросов требовался созыв внеочередной сессии Верховного Совета Азербайджана. Руководству республики дали неделю на размышление. Потом еще неделю. Переговоры успехов не имели. И после нескольких предупредительных — в сентябре началась забастовка всеобщая. Это была демонстрация силы перед всей страной, но в первую очередь метод давления на руководителей республики. В ультиматуме подчеркивалось: если требования не будут удовлетворены, то Народный фронт добьется отставки всего руководства Азербайджана. После более чем недельной всеобщей забастовки, в результате которой и оказалась блокированной соседняя республика, внеочередная сессия Верховного Совета Азербайджана все-таки состоялась. Она проходила нервно, драматично, но все требования НФА были приняты, в том числе и Закон о суверенитете Азербайджана. Это была победа, очень больно ударившая по экономике и Армении и Азербайджана, а в целом и всей страны. Но после такой победы Народный фронт понял, что, угрожая забастовками и блокадой, он может уверенно идти к своим целям. Каким?
В программе НФА нет пункта о Карабахе. В Азербайджане утверждают, что нет и такой проблемы. А движение, которое в Армении считают «национально-освободительным», здесь называют «сепаратистским», при этом подчеркивая, что границы суверенной республики нерушимы, любая часть ее территории неотторгаема. Вот мнение члена правления НФА Зардушта Ализаде: «Подписав хельсинкское соглашение, СССР признал нерушимость границ в Европе. И это мудро, потому что нарушение сложившегося положения — это конфликты, это, может быть, даже война».
Что ж, строя общеевропейский дом на этих принципах, не забыть бы о них и в своем доме. Нам ведь тоже нужен мир. Очень торжественно звучит в проекте программы НФА положение о том, что «азербайджанский народ как доминирующий по численности в республике несет особую ответственность за состояние межнациональных отношений». Но ведь эту ответственность надо нести не только на словах.
Пока же идет война. Сообщения Азербайджанского информационного агентства порой напоминают боевые сводки. Одно из них, кстати, так и называлось — «Почти боевая сводка». Взрывы, обстрелы сел, убийства, вертолеты с оружием. Прилегающие к НКАО азербайджанские районы блокируют Нагорный Карабах. В самой НКАО в осаде оказался Шушинский район, населенный азербайджанцами. На территории Армении вот уже долгие месяцы в блокаде маленькое азербайджанское село Кярки. В лесах и горах на границе Армении и Азербайджана идут настоящие партизанские бои. В Армении сжигаются мечеть, азербайджанская школа, азербайджанский драматический театр. В Баку разграбили а затем сожгли армянскую церковь Разгромлен и снесен памятник Степану Шаумяну — одному из 26 Бакинских комиссаров.
Я намеренно не привожу число убиты) и раненых с той и с другой стороны. Подсчет трупов — у кого больше — ведет только к новым трупам. Народный фронт Азербайджана, национальное движение в Армении — вот силы, которые могут остановить межнациональную бойню, если уж это не получается у официальных властей обеих республик. Но пока, увы, ни одного шага не сделано навстречу друг другу. Глупая, безрассудная трата национальных сил. Война, у которой нет и не может быть победы. Война, в которой побежденными будут и армянский, и азербайджанский народы. С каждым днем Народный фронт Азербайджана все дальше и дальше отходит от им же провозглашенных принципов. В программе фронта утверждается, что он «выступает за всемерное развитие экономических, политических и культурных отношений между Азербайджанской ССР и Ираном с целью сохранения этнокультурного единства азербайджанского народа в условиях неприкосновенности международно-правовых границ». Но именно с Народным фронтом связывают беспрецедентную акцию по массовому нарушению советско-иранской границы в Нахичеванской АССР.
Неужели так выражается стремление к «изменению пограничного режима между Азербайджанской ССР и Ираном», также записанное в программе НФА?
Заслуженно критикуя партийные организации республики за расхождение между словом и делом, НФ Азербайджана уже с первых своих шагов выбрал, кажется, тот же путь. Иначе как отнестись к провозглашенному фронтом принципу «НФА решительно осуждает насилие как форму политической борьбы, как способ достижения целей» и тому, что сейчас происходит в Баку и Азербайджане?
Мы долго беседовали о НФА с секретарем ЦК Компартии Азербайджана Рафиком Зейналовым. «Ищем точки соприкосновения со здоровыми силами в Народном фронте»,— сказал Рафик Якубович. Но, к сожалению, как это показывают последние события, верх в НФА берут совсем другие силы. И внутри его руководства тоже начались поиски «нечистых». Одного из лидеров обвиняют в родственных отношениях с армянами, другого в фарсидском происхождении. И вот уже рушат установленные в Баку новогодние елки — «не наш праздник и не наш символ». И вот уже скандал в оперном театре, когда прерывают спектакль основоположника азербайджанской классической музыки Узеира Гаджибекова «Асли и Керем» только из-за того, что героиня музыкальной легенды — армянка. И вламываются в дома и служебные кабинеты активисты НФА, требующие «именем Народного фронта» увольнения и изгнания армян и людей, состоящих в родственных связях с армянами.
Не думаю, что все это действительно делается именем и по поручению правления Народного фронта Азербайджана. Но осуждения со стороны НФА всех этих «акций» вроде бы нет. Где же вы, «здоровые силы»? Я не узнаю тебя, город. Ты стал менее радушным и терпимым. Летом здесь толпы «борцов за нравственность» срывали с бакинских девушек серьги и бусы, срезали бретельки с уж слишком открытых, на их взгляд, сарафанов. Осенью и зимой на многотысячных митингах звучали проклятия в адрес армянского населения — «как они, так и мы». «Куда мы идем?» — задал вопрос в республиканской газете известный азербайджанский ученый Зия Буниятов. Тот самый, что в прежних своих статьях, скажем честно, немало написал такого, что будоражило националистически настроенные толпы людей. Если и он задается этим вопросом, значит, стихия становится неуправляемой. Значит, мы у последней черты.
Куда мы идем, Баку и бакинцы? Что ж, Армения уже стала «чистой» в этническом отношении республикой. Но много ли выиграли армянский народ и Армения от того, что лишились двухсот тысяч своих, граждан-азербайджанцев — трудолюбивых селян, растивших на этой земле фрукты и овощи, пасших скот? Опустевшие села Армении... В этом ли победа?
В Баку сегодня трудно найти хорошего сапожника или кровельщика. Уезжают учителя, потомственные рабочие. Уезжают армяне. Разве от этого лучше? Мы меняем цвета и даже звезды на флагах.
Вспоминаем прошлое. И все-таки повторяем горькие его ошибки... Мне все-таки верится, что слово «фронт» в названиях новых движений — будь то в Таллинне, Кишиневе или Баку — это не военный термин, а символ единения на пути к будущему. А иначе к чему мы придем?
...Почему-то не могу забыть тот переполненный, веселый, разноязыкий автобус из недавнего Баку. Мы потеснились, дверь захлопнулась, и автобус заколесил по нагорным бакинским улочкам. Кто же знал, что это уходит наше дружное, доброе, теплое от отношений друг к другу прошлое. Которое, как это ни горько, уже не вернуть. Но в которое так хочется вернуться.
Рустам Арифджанов,
спец. корр. «Собеседника». Баку — Москва.
P.S. Когда эти заметки сдавались в набор, из Азербайджана и Армении стали приходить все более тревожные вести. О событиях, происходящих там сейчас, невозможно писать и говорить спокойно. Идет формирование «национальных ополчений». Это уже хуже погромов. Это начало войны... Два года увещеваний, два года отсрочек решения конфликта привели к новому витку напряженности. В НКАО и ряде других регионов введено чрезвычайное положение. Сюда стягиваются дополнительные войска. У них есть все полномочия, определяющиеся чрезвычайностью положения. Значит, будет применена сила? Осталась слабая, маленькая надежда, что люди одумаются, остановятся сами прежде, чем их остановит военная мощь. Неужели и этой надежде не сбыться, неужели война, неужели все-таки фронт?
Судьба репортажей — жить один день. Но несмотря на то, что события в Азербайджане не успевают отслеживать даже радиожурналисты, эти фотографии не устареют — на них будет больно смотреть всегда. Говорят: лучше один раз увидеть... Лучше — этого не видеть никогда. Лучше — этого не было бы никогда.
Наш фотокорреспондент Виктор Васенин сделал этот репортаж 19 января 1990 года в Красноводском морском порту, куда прибывают паромы с беженцами из Баку.
Я окунулся в пряный город детства. Узнал и не узнал Баку. Поэтому и заметки эти написаны «с любовью и болью». Помните, так назывался недавно показанный по Центральному телевидению честный фильм узбекских кинематографистов, который один из народных депутатов тут же поспешил назвать с трибуны съезда «антиузбекским». Меньше всего мне хотелось бы, чтобы и эти заметки были названы «антиазербайджанскими» или же «антиармянскими». То, с каким интересом и настороженным вниманием читают в Баку и Ереване центральную прессу, понятно. Непонятно другое — непременно черно-белое восприятие каждой публикации — или за «нас», или против. Иного вроде бы и не дано. Не буду утверждать, что правда находится где-то посередине. Правда там, где правда. И уж с городом, где прожил большую часть своей жизни, я могу быть откровенным и честным. Итак, здравствуй, мой город. Давай говорить.
"Домой» — это значит в Баку. Только чем дальше от дома и чем реже возвращаешься, замечаешь, как он меняется. И теперь никогда уже не крикнет веселый водитель в глубину переполненного автобуса: «Задний гапыны пец». Это бакинская фраза — просьба закрыть заднюю дверь,— в которой переплелись слова трех языков — азербайджанского, армянского, русского. А у дома, где прямо во дворе ставились мангалы, а потом там же столы, за которые садились соседи, и тутовка, привезенная из Карабаха, так здорово шла под кебаб,— теперь большие контейнеровозы с номерами соседних республик и областей. Уезжают бакинские армяне. И грузится мебель, и притихшие небритые мужчины выносят тюки и коробки. Они уезжают, оставляя дома и могилы предков, похороненных на кладбищах города-дома. Что же ты делаешь с собой и с ними, мой город? За что?
Моему приятелю коллеги по работе выправили удостоверение с другой — неармянской — фамилией. Чтобы не тронули, когда остановят на улице и потребуют показать паспорт. Другой приятель подал заявление на выезд в США — с женой и двумя детьми. Он не помнит, чтоб кто-то из его дедов и прадедов жил где-нибудь, кроме Баку. Но в Баку ему уже нельзя. «А если выбирать между Детройтом и Липецком, то лучше Детройт,— грустно пошутил он.— Если уж менять, то круто». Кто виноват, что так круто изменилась жизнь.
Митинги в некогда спокойном, по-южному вальяжном городе у моря, где улыбающихся людей на сотню жителей было, пожалуй, побольше, чем во многих других городах страны, начались еще в первой половине 88-го года. После решения сессии областного Совета НКАО о присоединении к Армении. «Мирное» решение сессии обернулось убийством двух азербайджанских парней, а затем ужасом Сумгаита.
В мае восемьдесят восьмого на бакинскую площадь Ленина у Дома правительства выходило до миллиона митингующих. На площади — очень скоро ее стали называть «Азадлыг мейданы» — «площадью Свободы», а то и просто «мейдан» — ораторы выдвигали требования, насчитывающие и пятьдесят, и семьдесят пунктов. Призывы отстоять Карабах и сместить руководство республики вызывали у митингующих наибольший отклик. В остальных пунктах каждый изощрялся по-своему. От запрета ходить по Баку в шортах даже иностранным туристам до немедленного перехода на арабскую графику.
Люди выходили на трибуну разные — от народных писателей до никому прежде не известных «борцов за счастье народа». Это была стихия. Главное было перекричать, показать себя как можно большим патриотом и пламенным сыном своего народа. Но молчать действительно уже было невозможно. Огромные масштабы безработицы, отсталость сельских районов, задавленных монокультурой — хлопком, коррупция в партийных кругах, могущество «теневой экономики», неутихающая борьба за власть между всесильными кланами. В Баку прижилась фраза, в которой больше трагедии, чем юмора,—«клан кланом вышибают». Человек кричит, когда ему больно, очень больно. Но обидно, когда он при этом не понимает, что у него болит. Вся боль и страдания азербайджанского народа вылились в один крик: «Не отдадим Карабах».
Так часто бывает в истории. Боясь разоблачения внутренних врагов, находят, а чаще придумывают врага внешнего. История взаимоотношений армянского и азербайджанского народов знала много и светлых, и горестных страниц. Но почему же именно сейчас понадобилось вновь разыграть «карабахскую» карту? Кто все-таки действительный враг —«свой» первый секретарь райкома партии, ради собственного благополучия и наживы загонявший все население района от мала до велика на опостылевшее хлопковое поле, или крестьянин-армянин из соседнего села, так же трудно добывавший свой хлеб? Кто враг — профессор-взяточник, за многие тысячи помогавший поступить в престижный вуз откровенному тупице, который потом пополнит ряды национальной интеллигенции, или музыкант-армянин, для которого азербайджанская музыка стала родной? Ответ тут ясен.
Но именно ясность ответа, видимо, больше всего не устраивала тех, кто уютно и комфортно жил при Алиеве и Багирове в Азербайджане и их наместнике Кеворкове в НКАО, при Демирчяне в Армении... Именно им скорее всего и была выгодна стихийность выступлений, когда от митинга до погрома недалеко. Вспомним. «При мне все было спокойно» — к этому сводилась главная мысль выступления Гейдара Алиева на последнем для него Пленуме ЦК КПСС. Не этого ли застойного спокойствия добиваются сегодня те, кто подогревает националистические страсти? Как это ни прискорбно, Центральному Комитету Азербайджана, другим органам власти в республике даже после смены руководства ни встать во главе народного движения, требовавшего решительных перемен, ни даже контролировать его не удалось. Не получилось. Значит, во главе стихии должны были встать другие. Кто?
В лидеры самовыдвигались и популярные писатели, и ученые, и молодой рабочий с Бакинского завода имени лейтенанта Шмидта Неймат Панахов... Но все они были хороши на митингах. Для организации движения нужна была организация.
Комитет на площади Свободы стал первой ее попыткой. С 17 ноября по 5 декабря 1988 года на площади началась голодовка. Тысячи людей не уходили с «мейдана» ни днем, ни ночью. В ночь с 4 на 5 декабря площадь была очищена войсками. Было установлено особое положение, в Баку введен комендантский час. Прибыла следственная группа из Москвы, открыты уголовные дела.
Но уже было выслано в течение нескольких недель из Армении практически все проживавшее там двухсоттысячное азербайджанское население. Некоторые из этих несчастных людей добирались в Азербайджан пешком через снежные перевалы. Беженцы, оказавшиеся в Баку, были ослеплены горем. И началась месть... Особое положение лишь на время утихомирило страсти. Относительное затишье продолжалось несколько месяцев. А затем вновь митинги, горячие речи, угрозы армянам, избиения... А над Баку уже замелькали трехцветные флаги.
Он и сейчас развевается в центре города — огромный трехцветный флаге полумесяцем и восьмиконечной звездой. Флаг Азербайджанской демократической республики, исчезнувший в апреле двадцатого года, снова над Баку. От цветов нынешнего государственного флага Азербайджанской ССР старое знамя отличается еще одной — зеленой полосой. И красный цвет не доминирует среди других. Равный.
Эти флаги, пожалуй, главная перемена в городе. Но что за ними? Народный фронт Азербайджана, взявший старый флаг своим символом, очень долго и сложно организовывался. Его долго не признавали официально.
Уже зимой 1989 года после договоренности об объединении нескольких кружков и групп, пытавшихся возглавить движение, можно было говорить, что организация стала формироваться. Это были разные группы, с разными целями — от фольклорных объединений до забастовочных комитетов. Наиболее политизированными выглядели две организации — клуб ученых и объединение «Варлыг». И если у лидеров клуба наиболее ярко проявлялись социал-демократические устремления, близкие в чем-то программам прибалтийских Народных фронтов и движений, принципам межрегиональной депутатской группы, то «Варлыг» больше опирался на идеи, специфически национальные. Так и сформировалось правление фронта. «Половина на половину»,— объяснил положение, сложившееся в руководстве НФА, член правления фронта Этибар Мамедов, преподаватель исторического факультета Азербайджанского университета и мой однокашник по тому же факультету.
Свою учредительную конференцию фронт проводил по всем правилам конспирации. Было назначено три адреса предполагаемого мероприятия. Конференция состоялась совсем в другом месте — в одном из бакинских микрорайонов. Так что к тому времени, когда к месту сбора приехал начальник Бакинского УВД, конференция уже шла полным ходом. Разгонять эту встречу было неловко, тем более что в ней принимали участие известные и уважаемые в республике люди, в том числе и народные депутаты.
Но еще несколько месяцев фронт ожидал официального признания. Впрочем, «ждать» — глагол, пассивный по сути. Баку бурлил. Митинги сменялись забастовками, встречи лидеров фронта с руководством республики — новыми митингами и забастовками. Фронт выставил главные требования:
— упразднить Комитет особого управления НКАО и восстановить суверенитет Азербайджана в Нагорном Карабахе;
— освободить арестованных после разгона в декабре 1988 года демонстрантов с площади Ленина и прекратить их уголовное преследование;
— отменить комендантский час и особое положение;
— официально зарегистрировать НФА.
Для рассмотрения этих вопросов требовался созыв внеочередной сессии Верховного Совета Азербайджана. Руководству республики дали неделю на размышление. Потом еще неделю. Переговоры успехов не имели. И после нескольких предупредительных — в сентябре началась забастовка всеобщая. Это была демонстрация силы перед всей страной, но в первую очередь метод давления на руководителей республики. В ультиматуме подчеркивалось: если требования не будут удовлетворены, то Народный фронт добьется отставки всего руководства Азербайджана. После более чем недельной всеобщей забастовки, в результате которой и оказалась блокированной соседняя республика, внеочередная сессия Верховного Совета Азербайджана все-таки состоялась. Она проходила нервно, драматично, но все требования НФА были приняты, в том числе и Закон о суверенитете Азербайджана. Это была победа, очень больно ударившая по экономике и Армении и Азербайджана, а в целом и всей страны. Но после такой победы Народный фронт понял, что, угрожая забастовками и блокадой, он может уверенно идти к своим целям. Каким?
В программе НФА нет пункта о Карабахе. В Азербайджане утверждают, что нет и такой проблемы. А движение, которое в Армении считают «национально-освободительным», здесь называют «сепаратистским», при этом подчеркивая, что границы суверенной республики нерушимы, любая часть ее территории неотторгаема. Вот мнение члена правления НФА Зардушта Ализаде: «Подписав хельсинкское соглашение, СССР признал нерушимость границ в Европе. И это мудро, потому что нарушение сложившегося положения — это конфликты, это, может быть, даже война».
Что ж, строя общеевропейский дом на этих принципах, не забыть бы о них и в своем доме. Нам ведь тоже нужен мир. Очень торжественно звучит в проекте программы НФА положение о том, что «азербайджанский народ как доминирующий по численности в республике несет особую ответственность за состояние межнациональных отношений». Но ведь эту ответственность надо нести не только на словах.
Пока же идет война. Сообщения Азербайджанского информационного агентства порой напоминают боевые сводки. Одно из них, кстати, так и называлось — «Почти боевая сводка». Взрывы, обстрелы сел, убийства, вертолеты с оружием. Прилегающие к НКАО азербайджанские районы блокируют Нагорный Карабах. В самой НКАО в осаде оказался Шушинский район, населенный азербайджанцами. На территории Армении вот уже долгие месяцы в блокаде маленькое азербайджанское село Кярки. В лесах и горах на границе Армении и Азербайджана идут настоящие партизанские бои. В Армении сжигаются мечеть, азербайджанская школа, азербайджанский драматический театр. В Баку разграбили а затем сожгли армянскую церковь Разгромлен и снесен памятник Степану Шаумяну — одному из 26 Бакинских комиссаров.
Я намеренно не привожу число убиты) и раненых с той и с другой стороны. Подсчет трупов — у кого больше — ведет только к новым трупам. Народный фронт Азербайджана, национальное движение в Армении — вот силы, которые могут остановить межнациональную бойню, если уж это не получается у официальных властей обеих республик. Но пока, увы, ни одного шага не сделано навстречу друг другу. Глупая, безрассудная трата национальных сил. Война, у которой нет и не может быть победы. Война, в которой побежденными будут и армянский, и азербайджанский народы. С каждым днем Народный фронт Азербайджана все дальше и дальше отходит от им же провозглашенных принципов. В программе фронта утверждается, что он «выступает за всемерное развитие экономических, политических и культурных отношений между Азербайджанской ССР и Ираном с целью сохранения этнокультурного единства азербайджанского народа в условиях неприкосновенности международно-правовых границ». Но именно с Народным фронтом связывают беспрецедентную акцию по массовому нарушению советско-иранской границы в Нахичеванской АССР.
Неужели так выражается стремление к «изменению пограничного режима между Азербайджанской ССР и Ираном», также записанное в программе НФА?
Заслуженно критикуя партийные организации республики за расхождение между словом и делом, НФ Азербайджана уже с первых своих шагов выбрал, кажется, тот же путь. Иначе как отнестись к провозглашенному фронтом принципу «НФА решительно осуждает насилие как форму политической борьбы, как способ достижения целей» и тому, что сейчас происходит в Баку и Азербайджане?
Мы долго беседовали о НФА с секретарем ЦК Компартии Азербайджана Рафиком Зейналовым. «Ищем точки соприкосновения со здоровыми силами в Народном фронте»,— сказал Рафик Якубович. Но, к сожалению, как это показывают последние события, верх в НФА берут совсем другие силы. И внутри его руководства тоже начались поиски «нечистых». Одного из лидеров обвиняют в родственных отношениях с армянами, другого в фарсидском происхождении. И вот уже рушат установленные в Баку новогодние елки — «не наш праздник и не наш символ». И вот уже скандал в оперном театре, когда прерывают спектакль основоположника азербайджанской классической музыки Узеира Гаджибекова «Асли и Керем» только из-за того, что героиня музыкальной легенды — армянка. И вламываются в дома и служебные кабинеты активисты НФА, требующие «именем Народного фронта» увольнения и изгнания армян и людей, состоящих в родственных связях с армянами.
Не думаю, что все это действительно делается именем и по поручению правления Народного фронта Азербайджана. Но осуждения со стороны НФА всех этих «акций» вроде бы нет. Где же вы, «здоровые силы»? Я не узнаю тебя, город. Ты стал менее радушным и терпимым. Летом здесь толпы «борцов за нравственность» срывали с бакинских девушек серьги и бусы, срезали бретельки с уж слишком открытых, на их взгляд, сарафанов. Осенью и зимой на многотысячных митингах звучали проклятия в адрес армянского населения — «как они, так и мы». «Куда мы идем?» — задал вопрос в республиканской газете известный азербайджанский ученый Зия Буниятов. Тот самый, что в прежних своих статьях, скажем честно, немало написал такого, что будоражило националистически настроенные толпы людей. Если и он задается этим вопросом, значит, стихия становится неуправляемой. Значит, мы у последней черты.
Куда мы идем, Баку и бакинцы? Что ж, Армения уже стала «чистой» в этническом отношении республикой. Но много ли выиграли армянский народ и Армения от того, что лишились двухсот тысяч своих, граждан-азербайджанцев — трудолюбивых селян, растивших на этой земле фрукты и овощи, пасших скот? Опустевшие села Армении... В этом ли победа?
В Баку сегодня трудно найти хорошего сапожника или кровельщика. Уезжают учителя, потомственные рабочие. Уезжают армяне. Разве от этого лучше? Мы меняем цвета и даже звезды на флагах.
Вспоминаем прошлое. И все-таки повторяем горькие его ошибки... Мне все-таки верится, что слово «фронт» в названиях новых движений — будь то в Таллинне, Кишиневе или Баку — это не военный термин, а символ единения на пути к будущему. А иначе к чему мы придем?
...Почему-то не могу забыть тот переполненный, веселый, разноязыкий автобус из недавнего Баку. Мы потеснились, дверь захлопнулась, и автобус заколесил по нагорным бакинским улочкам. Кто же знал, что это уходит наше дружное, доброе, теплое от отношений друг к другу прошлое. Которое, как это ни горько, уже не вернуть. Но в которое так хочется вернуться.
Рустам Арифджанов,
спец. корр. «Собеседника». Баку — Москва.
P.S. Когда эти заметки сдавались в набор, из Азербайджана и Армении стали приходить все более тревожные вести. О событиях, происходящих там сейчас, невозможно писать и говорить спокойно. Идет формирование «национальных ополчений». Это уже хуже погромов. Это начало войны... Два года увещеваний, два года отсрочек решения конфликта привели к новому витку напряженности. В НКАО и ряде других регионов введено чрезвычайное положение. Сюда стягиваются дополнительные войска. У них есть все полномочия, определяющиеся чрезвычайностью положения. Значит, будет применена сила? Осталась слабая, маленькая надежда, что люди одумаются, остановятся сами прежде, чем их остановит военная мощь. Неужели и этой надежде не сбыться, неужели война, неужели все-таки фронт?
Судьба репортажей — жить один день. Но несмотря на то, что события в Азербайджане не успевают отслеживать даже радиожурналисты, эти фотографии не устареют — на них будет больно смотреть всегда. Говорят: лучше один раз увидеть... Лучше — этого не видеть никогда. Лучше — этого не было бы никогда.
Наш фотокорреспондент Виктор Васенин сделал этот репортаж 19 января 1990 года в Красноводском морском порту, куда прибывают паромы с беженцами из Баку.
