У нас — мерси пока...

[carabaas]

* * *
Мы воспитаны
                  в    презреньи    к    воровству
И еще —
                  к   употребленъю   алкоголя,
В безразличьи —
                  к    иностранному    родству,
В поклоненьи —
                  ко всесилию контроля.

Вот — география,
А вот — органика.
У них, там — Мафия,
У нас пока — никак.

У нас — балет,
                  у нас — заводы, и икра,
У нас — прелестные
                  рекорды и надои,
Аэрофлот, Толстой,
                  арбузы, танкера
И в бронзе отлитые
                  разные герои.

Потом — позвольте-ка,
Ведь там — побоище.
У них — эротика,
У нас — не то еще...

На миллионы,
                  миллиарды киловатт
В душе людей
                  поднялись наши настроенья.
И каждый, скажем,
                  китобой или домкрат
Дает нам прибыль
                  всесоюзного значенья.

Про них мы выпишем:
Больная психика.
У них же хиппи же,
У нас — мерси пока.

Да что, товарищи,
                  молчать про капитал,
Который Маркс еще
                  клеймил в известной книге!
У них — напалм,
                  а тут — банкет, а тут — накал
И незначительные
                  личные интриги.

И джонни с джимами
Всенаплевающе
Дымят машинами,
Тут — нет, пока еще.

Куда  идем,
                  чему завидуем подчас!
Свобода слова
                  вся пропахла нафталином...
Я кончил все,
                  когда  я   говорил   «у   нас»,
Имел себя в виду,
                  а я — завмагазином.

Не надо нам уже
Всех тех, кто хаяли.
Я еду к бабушке,
Она — в Израиле.
(1974)


* * *
Отпишите мне в Сибирь,
                  я — в Сибири.
Лоб стеною прошиби,
                  в этом мире
Отпишите мне письмо
                  до зарплаты,
Чтоб прочесть его
                  я смог до питья-то.

У меня теперь —
                 режим номер первый,
Хоть убей, хоть завяжи,—
                 очень скверный.
У меня теперь дела,
                 ох, в упадке.
То ли пепел, то ль зола,
                 все в порядке.
Не ходите вы ко мне,
                 это — мало,
Мне достаточно
                 вполне персонала.
Напишите мне письмо
                 поправдивей,
Чтоб я снова стал с умом,—
                 нерадивый.

Мне дают с утра яйцо,
                 даже всмятку,
Не поят меня винцом
                 за десятку,
Есть дают одно дерьмо —
                 для диеты....
Напишите мне письмо —
                 не про это.
(1973)

ПИСЬМО ДРУГА

Друг в порядке —
                 он, словом, при деле,
Завязал он с газетой — тесьмой.
Друг мой золото моет в артели.
Получил я сегодня письмо.

Пишет он, что работа — не слишком,
Словно лозунги клеит на дом.
«Государство будет с золотишком,
А старатель будет с трудоднем».

Говорит: «Не хочу отпираться,
Что приехал сюда за рублем».
Говорит: «Если чуть постараться,
То вернуться могу королем».

Написал, что становится злее.
«Друг — он     пишет,— запомни     одно:
Золотишко — всегда тяжелее
И всегда оседает на дно.

Тонет золото хоть с топорищем.
Что ж ты скис, захандрил и поник?
Не боись,— если тонешь, дружище,
Значит, есть и в тебе золотник».

Пишет он второпях, без запинки:
«Если грязь и песок над тобой,
Знай — то    жизнь     золотые     песчинки
Отмывает живящей водой».

Он  ругает  меня:   «Что  ж  не  пишешь?
Знаю — тонешь, и знаю — хандра,
Все оке золото, золото, слышишь,
Люди бережно снимут с ковра».

Друг стоит на насосе и в метку
Отбивает от золота муть.
Я письмо проглотил как таблетку,—
И теперь не боюсь утонуть.

Становлюсь я упрямей, прямее.
Пусть бежит по колоде вода!
У старателей — все лотерея,
Но старатели будут всегда.
(1970—74)

* * *
...И было мне семнадцать  первых  лет,
Когда меня зарезали в подъезде.
«Добро,— сказал он,— встретимся,
добро ». —
И правою рукою стал прощаться.
А левой — нож всадил мне под ребро.
Да и не вынул, чтоб не замараться.
Да будет выть-то, ты не виновата —
Обманут я улыбкой и «добром»...
Метнулся в подворотню луч заката
И спрятался за мусорным ведром.
(1970)

* * *
Андрею Синявскому,
Юлию Даниэлю.

Вот и кончился процесс,—
Не слыхать овацию.
Без оваций все и без
Права на кассацию.

Изругали в пух и прах,
И статья — удобная:
С поражением в правах
И тому подобное.

Кто — кричит: — Ну, то-то же!
Поделом — нахлебники!
Так-то — перевертыши!
Эдак-то — наследники!

Жили,— скажут,— татями,
Сколько злобы в бестиях! —
Прочитав с цитатами
Две статьи в «Известиях».

Кто-то — кинет втихаря
Клич про Конституцию.
—  Что    ж,— друзьям    шепнет,— зазря
Мерли в революцию?

По парадным, по углам
Чуть повольнодумствуют:
—  Снова — к старым временам!..—
И опять пойдут в уют.

А Гуревич говорит:
— Непонятно — кто хитрей:
Как же он — антисимит,
Если друг его — еврей?

Может быть, он даже был
Мужества немалого —
Шверубович-то сменил
имя на Качалова.

Если это, так сказать,
Злобные пародии,
Почему бы не издать
Их у нас, на Родине,—

Посмотреть продукцию,
Что в ней там за трещина —
Контр ли революция,
Анти ли советчина?

Но сказали твердо: — Нет!
Чтоб ни грамма гласности!
Сам все знает Комитет
Нашей безопасности.

И на том поставьте крест.
Ишь, умы колышатся!
В лагерях свободных мест
Поискать — отыщутся!
(1966)