carabaas | Последняя тайна (Reply)

Если бы нам в 1953 году выдали всю правду о преступлениях Сталина, мы бы не поверили, мы бы, пожалуй, сошли с ума. Если я скажу, что автором «марксизма» был Фридрих Энгельс и именно он был первой скрипкой в дуэте Маркс-Энгельс, то кто ж мне поверит? «Всегда быть в маске — судьба моя!» Эти слова из оперетты могли бы стать эпиграфом к жизни Энгельса, человека, которого я бы назвал величайшим из провокаторов в истории человечества. Во всех отношениях Энгельс был фигурой более значительной, нежели Маркс, и он знал об этом лучше всех. Близкие к Энгельсу люди недаром называли его «Генералом». Под маской благородного борца за интересы пролетариата скрывался немецкий националист, стремящийся к укреплению объединенной Германской Империи за счет дестабилизации (и возможного распада) главного соперника Германии в Европе — России, ненависть к которой Энгельс не скрывал, называя это своей «революционной страстью». Он, однако, делал все возможное, чтобы не допустить революции в Германии.

С самого начала своей политической деятельности Энгельс знал, что «коммунизм» — литература научно-фантастического жанра: научного по форме и фантастического по содержанию. За широкой спиной Маркса и от его имени Энгельс творил новую религию для бедноты. Эта религия должна была опираться на авторитет Науки и выглядеть в глазах ученого мира как Объективная Истина. Для этой работы Энгельсу был необходим талант большого мастера Слова — доктора философии Карла Маркса. (Сам же Энгельс не имел даже среднего образования. Он говорил о себе: «Я купец и прусский артиллерист»). Об Энгельсе можно кое-что узнать из его ответов на анкету Женни Маркс:

— Ваша отличительная черта?
— Знать все наполовину.
— Ваш любимый герой?
— Нет ни одного.
— Ваше любимое житейское правило?
— Не иметь никакого.
— Ваш любимый девиз?
— Поддразнивать самому и отвечать на поддразнивания.
— Ваш любимый цветок? Цвет?
— Колокольчик... Любой, если это не анилиновая краска.
— Ваша антипатия?
— Жеманные, чопорные женщины.
— Достоинство, которое больше всего цените в мужчине?
— Не вмешиваться в чужие дела.

К этому можно добавить, что любимым произведением Энгельса был «Райникелис» Гете, а любимым развлечением — верховая езда и охота на лис. В одном из писем Марксу Энгельс писал, что, к сожалению, не может помочь ему деньгами, ибо купил себе новую лошадь. (Напомню, кстати, что любимым занятием и развлечением Маркса было рыться в книгах.)

Сам же Энгельс был не просто конторским служащим на фабрике своего отца. Он был совладельцем текстильного предприятия «Эрмен и Энгельс» в Манчестере. В письме к матери он писал: «Я мог бы купить еще сотню предприятий». На свою долю от наследства Энгельса дочь Маркса Лаура Лафарг смогла купить целый замок с большим участком леса.
Энгельс финансировал деятельность «Интернационала» (и он же «закрыл» его), он давал деньги русским террористам-революционерам. После смерти Энгельса немецкое правительство продолжало помогать партии эсеров, а затем — большевикам.

В 1913 году публикация некоторых писем Энгельса породила великое смущение в стане ортодоксальных марксистов: действительным автором статей Маркса в газете «Нью-Йорк геральд трибюн» оказался Энгельс! Он писал их, затем отсылал Марксу, а тот, прочитав текст, подписывал его и отправлял в газету. Чтоб застраховать себя от неприятных сюрпризов в будущем, большевики скупили все письма Маркса-Энгельса. Они хранятся в секретном архиве Института марксизма-ленинизма, куда имеют доступ только члены ЦК Компартии. Фраза о том, что исторические события повторяются дважды: первый раз в виде трагедии и второй раз — в виде фарса, взята Марксом из письма Энгельса от 3 декабря 1851 года. Этой мыслью Энгельса начинается брошюра Маркса «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта». Летом 1851 года Маркс решил выступить с критикой книги Прудона «Общая идея революции XIX века», считая ее полемикой против коммунизма. Он просит Энгельса высказать мнение о книге и получает обстоятельный разбор сочинения Прудона. Маркс пишет другу: «Я прочел твою критику. Жаль, что нет возможности ее напечатать. Если бы я еще добавил туда свою горчицу, она бы могла появиться под нашим общим именем». Именно так и готовились все блюда фирмы «Маркс и Энгельс».

Когда разразилась франко-прусская война, лидеры немецких социал-демократов обратились к Марксу с вопросом о правильной тактике партии, а вождь сразу пишет «дорогому Фреду» и просит его мнения. Энгельс, конечно, стоит за победу германского оружия и в таком духе отвечает Марксу. «Твое письмо, — пишет Энгельсу компаньон, — полностью совпадает с планом ответа, который я уже составил в голове». И таким образом 5 сентября 1870 года появилось на свет прогерманское заявление «Манифест о войне» от имени ЦК немецкой социал-демократической партии. Все полагают, что автором «Коммунистического манифеста» был Маркс, а Энгельс лишь примкнул к Учителю, однако дело обстояло как раз наоборот. Первой попыткой изложить догмы коммунистической религии была работа Энгельса «Катехизис революционера» (25 вопросов и ответов), затем все основные идеи «катехизиса» он включил в статью «Принципы коммунизма», и наконец, те же его мысли оказались в «Манифесте коммунистической партии». В книге «История социалистических учений» (Москва, 1984) на страницах 27 и 33 говорится о полном тождестве идей «Манифеста» с тем, что Энгельс доказывал в газетных статьях.

О «пролетариате», «буржуазии» и «классовой борьбе» Энгельс (не указывая фамилии) писал в английской прессе еще тогда, когда Маркс и слышать не хотел о коммунизме. «Мы не стремимся догматически предвосхитить будущее, — писал Маркс. — Конструирование будущего и провозглашение раз навсегда готовых решении для всех грядущих времен не есть наше дело». А в это время Энгельсу же был автором тринадцати статей и готовился к «пролетарской революции»: «Будем же бороться и проливать свою кровь, будем бестрепетно смотреть врагу в его жестокие глаза и сражаться до последнего вздоха! День великого решения, день битвы народов приближается, и победа будет за нами!».

В статье «Эрнст-Мориц Арндт» двадцатилетний Энгельс писал: «... Чтобы способствовать приросту владений русских и усилению торговой мощи англичан настолько, что они нас, немцев, окончательно задушат и раздавят? Принцип равновесия Англии и система России — вот наследственные враги европейского прогресса... У французов стало манией считать, что Рейн — их собственность, но единственным достойным немецкого народа ответом на это заносчивое требование было бы: «Верните назад Эльзас и Лотарингию!» Я держусь того взгляда, что для нас обратное завоевание говорящего по-немецки левого берега Рейна — дело национальной чести, германизация Голландии и Бельгии — политическая необходимость. Неужели мы можем допустить в этих странах окончательное подавление немецкой национальности, между тем как на Востоке славянство подымается все с большей мощью? Неужели мы заплатим за дружбу с Францией немецким характером лучших наших провинций? Неужели нам следует примириться с завоеваниями, не имеющими еще столетней давности, причем завоеватель не сумел ассимилировать себе покоренного, и неужели мы должны считать договоры 1815 года за решение мирового духа в последней инстанции? Нет сомнения, что нам придется еще раз помериться силами с Францией, и тогда будет видно, кто достоин левого берега Рейна.

Пока наше отечество будет оставаться раздробленным, до тех пор мы — политический нуль. Внутреннее единство — первая наша потребность и основа нашей будущей свободы... Мы прогоним туда, откуда они пришли, все эти нелепые чужеземные порядки и моды, все излишние иностранные слова; мы перестанем быть посмешищем для иностранцев и сольемся в единый, неделимый, мощный и — так хочет Бог — свободный немецкий народ». (Январь 1841 г.)
,
Представляю, с каким удовольствием прочел бы эти строки фюрер немецкой социалистической рабочей партии Адольф Гитлер. Чем больше погружался я в исследования жизни и деятельности основоположников «научного коммунизма», тем больше удивляла меня двойственность и противоречивость политики Ф.Энгельса. Долго изучал я анонимные донесения агента полиции на Маркса и в конце концов пришел к неожиданному для себя выводу: этим агентом был не кто иной, как Фридрих Энгельс!
Но это, конечно, лишь моя догадка.

Марк РИВКИН
«Международная трибуна Израиля» (№ 2, август 1991 года)