Погубленная жизнь семьи Емельяна Пугачева

[carabaas]

Из подлинного дела Емельяна Пугачева, потрясшего под именем Петра III Российскую империю, видно, что он был доставлен в Москву одновременно с его первой женой и сыном. Все они были заключены в помещении Монетного двора, но его жену и сына поместили в особую камеру.

Вскоре сюда были доставлены с нянькой две малолетние дочери от его первого брака и вторая жена Пугачева, которой было в то время всего 15 лет.

После казни Пугачева всех их бросили в Кексгольмскую крепость. Первые сведения о них содержатся в деле 1796 года, когда был произведен осмотр крепости специально командированным Макаровым. Таким образом, прошел уже 21 год пребывания Пугачевых за высокими стенами царской крепости. Они все ещё были живы.

Макаров писал о семье мятежника:

«Софья и Устинья жонки бывшего самозванца Емельки Пугачева, две дочери девки Аграфена и Кристина от первой и сын Трофим с 1775 г. Жонки и девки содержатся в замке в особливом покое, а парень на гауптвахте в особливой комнате. Содержание получают от казны по 15 копеек в день. Живут порядочно. Жонки - Софья (55 лет), Устинья (около 36 лет). Девки — одной лет 24, а другой лет 22 (т. е. девочки были брошены в тюрьму в возрасте 3 и 1 года. — carabaas) Присланные вместе от правительствующего сената. Софья дочь донского казака и оставалась во время разбоя мужа ее в доме своем, а на Устиньи женился он, быв на Яике, и жил с нею только десять дней (этого оказалось достаточно, чтобы девочку-подростка на всю жизнь замуровать в казематах.
— carabaas) Имеют свободу ходить по крепости для работы, но из оной не выпускаются. Читать и писать умеют».

Император Павел не изменил судьбы членов семьи Пугачевых, и обе жены и дочери остались в одной общей камере, где едва ли спокойно протекала их совместная жизнь.

Прошло более четырех лет, и в списке заключенных в Кексгольмской крепости по-прежнему стоят имена всех пятерых Пугачевых.

Никакого распоряжения Александра I об изменении положения этих пятерых несчастных людей не последовало, хотя невинность их была очевидна.

Через 23 года снова всплывают имена двух дочерей Пугачева. Декабрист-украинец Горбачевский был направлен в 1826 году в Кексгольмскую крепость вместе с двумя другими декабристами -Свиридовым и Барятинским.

В своих записках он вспоминал, что был посажен вместе с товарищами-декабристами «в отдельную от крепости на острове башню, под названием в простонародии Пугачевой башни, где содержались две дочери Пугачева, которых через несколько дней выпустили жить на форштадт крепости Кексгольма под присмотр полиции, выдавая им по 25 коп. ассигнациями в сутки».

Об одной из этих дочерей сделал запись в дневнике 17 января 1834 года А. С. Пушкин.

На вечере у графа Бобринского царь Николай выразил поэту сожаление, что не знал об интересе Пушкина к бунту Пугачева (поэт собирал материалы для будущей книги). Царь, как записал Пушкин, добавил: «Я бы тебя познакомил с его сестрицей (император ошибся, это была не сестра, а дочь Емельки. - carabaas), которая тому три недели умерла в крепости».

Очень характерны те строки, которыми Пушкин сопровождает вышеприведенную дневниковую запись. В этих словах просвечивает явное сочувствие к судьбе женщины из семьи Пугачевых: "Она жила на свободе в предместье, но далеко от своей родной станицы, на чужой, холодной стороне".

Указывая, что умершая пробыла в Кексгольмской крепости с 1774 года, поэт ставит знак восклицания, и тем самым подчеркивает 60-летнее (!) проживание несчастной мученицы в тюрьме.

Имя этой дочери Пугачева не указано. Может быть, это как раз была старшая дочь, на долю которой выпала тяжелая участь быть изнасилованной комендантом Кексгольмской крепости Гофманом. Об этом преступлении в Центральном государственном архиве древних актов России сохранилось специальное дело, озаглавленное: «Дело об изнасиловании комендантом Кексгольмской крепости содержащейся там дочери Пугачева Аграфены».

Дело об изнасиловании комендантом арестантки никогда не выявилось наружу, если бы не последовало случайного перевода злодея на другую службу.

Все это дело - одна сплошная цепь преступлений. Для совершения их комендант, пользуясь неограниченной властью местного владыки, использовал помощь нескольких лиц, начиная от плац-майора, в квартире которого совершил насилие. Но этого мало. Для сокрытия своей вины он угрозой принудил Аграфену, как это достоверно выяснилось потом, объявить отцом новорожденного ребенка не его, коменданта, а одного из солдат.

В таком виде дело было доложено царю, и Павел приказал поместить младенца в воспитательный дом, но генерал-прокурор Куракин разъяснил, что ребенка следует отобрать от матери после прекращения кормления его грудью.

Несчастной матери не пришлось переживать тяжесть разлуки со своим сыном, внуком Емельяна Пугачева: через два месяца после рождения он умер: холодная камера — не лучшее место для грудного младенца.

Через месяц после родов комендант Гофман позаботился перевестись на службу в другое место. Тогда-то Аграфена набралась смелости и объявила новому коменданту, что сделалась жертвой изнасилования. Соучастница преступления, доставившая девушку коменданту, говорила ей: «Он твой командир и что захочет, то может и сделать». Эта же соучастница по приказу преступника Гофмана подговаривала забеременевшую девушку скрыть роды, а после рождения ребенка уничтожить его. Аграфена не сделала этого.

Нет надобности останавливаться на всех подробностях этого гнусного дела. Скажем только, что все свидетели подтвердили правильность показаний Аграфены.

Все следственное дело о преступлении коменданта Гофмана было сообщено императору Павлу. В деле имеется его резолюция сообщить ему, куда назначен на новую службу Гофман. В архивном деле нет ни ответа на этот вопрос, ни вообще каких-либо других сведений о коменданте-насильнике.

Но изнасилованная и все остальные члены семьи Пугачева продолжали оставаться в той же крепости в заточении до самой своей смерти.