Из блокнота парламентского корреспондента

[carabaas]

1991 год

ОНИ — ТАКИЕ ЖЕ!
Да, уже в первые же дни знакомства с парламентом и депутатами посетило меня такое именно открытие: они такие же, как и мы с вами! Обычные, живые люди, ничем от нас, оказывается, не отличаются, даже как-то странно... И главное — обидчивые сильно. Чуть что — обижаются на все и вся.
Помните: стоило на одном из съездов народному депутату Собчаку только упомянуть о том, что подпись тогдашнего председателя правительства, дескать, значится под таким-то документом, — весь зал дружно взрывается от нанесенной любимому премьеру обиды. А сам премьер уже, видим, просто-таки вприпрыжку бежит к трибуне, чтоб дать обидчику достойную отповедь, и — чуть ли не в слезы:
— Ну!.. Я прямо даже не понимаю!.. Как так можно?! И вас не понимаю, Михаил Сергеевич: ну скажите, почему всегда, чуть что, выпускают Собчака?!..

С МЕСТА...
Четвертый Съезд народных депутатов СССР. Председательствует А. И. Лукьянов. У третьего микрофона в зале приготовился выступать по обсуждаемой статье депутат Коган.
Председательствующий:
—  Депутат Коган! Вы по какому пункту? Академик Арбатов, с места:
—  Он — по пятому...

КТО В КАКОЙ ШЕРЕНГЕ?
В перерыве между заседаниями сессии корреспонденты окружили тогдашнего главу правительства депутата Рыжкова:
—  Николай Иванович, как вы сами оцениваете деятельность своего правительства?
—  Для меня лично это хорошая школа. Когда-нибудь наш опыт будут изучать.
—  А насколько эффективной вы считаете эту работу?
- Знаете, когда идут в атаку, первая шеренга обычно вся погибает, вторая в основном оказывается в госпиталях, а третья... получает медали и ордена. Так и мы.
—  Так вы в какой шеренге? — настырничают журналисты.
—  Я — в первой!..

Я ЗДЕСЬ!
Вечернее заседание Съезда объявляется открытым. А в это время в пресс-центре обычная журналистская суета: кто-то перезаряжает кассету в диктофоне, кто-то в этой суматохе пытается взять у зазевавшегося депутата интервью в номер, кто-то делится с коллегой последними сплетнями после очередной ночной встречи в Межрегиональной депутатской группе, кто-то привычно и нудно клянчит у руководителя пресс-центра Аркадия Масленникова свежие бюллетени-стенограммы, которые, как и все в стране, являются жгучим дефицитом...
А кто-то просто расслабился чуть-чуть в мягком кресле, машинально уставившись во всегда включенный здесь монитор, по которому идет трансляция начавшегося в зале вечернего заседания. Недалеко от монитора, за столиком у окна, шепотом, но весьма жарко спорят депутаты — Анатолий Собчак, Борис Васильев, Александр Яковлев. Кажется, готовится к докладу Комиссия по событиям в Тбилиси.
Вдруг — голос из телевизора:
—  Я правильно излагаю, товарищ Собчак? Что, нет Собчака?..
Анатолий Александрович вздрагивает как ошпаренный и автоматически реагирует в экран:
—  Я здесь, Михаил Сергеевич!..

БЕЗ ШАПКИ ПО КРУГУ!
Жизнь на съездах многолика, как и за их стенами. Кому — хлопанье в ладоши, кому — захлопывание, чтоб согнать с трибуны, кому — слово, а кому — дело, кому — смех, а кому — и слезы... Как вот мне, например, — слезы... В один из съездовских дней прихожу в раздевалку — нет моей шапки. Все остальное спокойненько так висит себе на крючке куртка на меху, кашне, даже авоська с книгами. А шапки — нет как нет...
Среди старушек-гардеробщиц кремлевских, конечно, легкий шок, потом настоящее «чп». В самом деле, представляете себе — пропала шапка в дни Съезда! Мало того — у корреспондента!.. Приехали.
На следующий день пришел — по совету гардеробщиц — специально пораньше, прямо чуть свет: может, говорят, кто-то из депутатов по ошибке не ту шапку украл, вернет... Ан нет. Не вышло по нашему. Никто ничего, оказывается, не украл, как я и предполагал, все честные, но... шапки-то нет. Что делать в этой ситуации? Остается одно: искать сочувствия. Потому что искать шапку уже бесполезно...
Подходит к гардеробу известный писатель белорусский, депутат Алесь Адамович, раздевается неспешно, слышит мои стенания о пропаже. Интересуется так по-писательски:
—  А что, дорогая шапка, что ли? Хорошая?
—  Да нет, — говорю, — так себе, ничего в ней особенного. Да вот, кстати, почти такая же, как на вас.
—  Нет-нет, это моя!..
И быстренько, видимо, от греха подальше, исчезает.
И тут — такая удача: вижу, приближается Тельман Гдлян, наш знаменитый следователь по особо важным делам! Кто ж моей беде поможет лучше, чем следователь, верно? Тем более что дело-то мое как раз особо важное для меня. Словом, говорю прямо:
—  Тельман   Хоренович,   вот   шапка   у   меня пропала...
—  Как то есть пропала? — смотрит на меня строго. — Украли, что ли?
—  Ну... так прямо я утверждать не могу, пока не доказано. Пропала — и нету!
—  Та-ак, ясно. Значит, укра-али...      вижу, начинает уже крутить в голове, видимо, какую-то версию.  —  И  что,  прямо  здесь  украли,   во  Дворце Съездов?
—  Да. Именно здесь.
—   В Кремле? — уточняет. В Кремле.
- Ну правильно — я ж всегда говорил: кремлевская мафия!..

ОГОВОРИЛСЯ
На одном из заседаний сессии Верховного Совета СССР бурно обсуждался вопрос о том, что предпринять, чтоб в Южной Осетии прекратилась наконец гражданская война. Дискуссия была активной, однако избранники наши, как это часто случается ни к чему определенному не пришли. Тогда слово предоставлено было югоосетинскому депутату Анатолию Чехоеву. Обрисовывая жуткую обстановку, сложившуюся вокруг областного центра Цхинвали, он сказал:
Представляете себе картину:  вокруг города сконцентрировались большевики!
Раздался какой-то нервный смех в зале. Чехоев вздрогнул, не понимая причину веселья депутатов. Из зала переспросили:
Большевики?
- Тьфу ты, - смутился Чехоев. — Какие там большевики... Боевики! Сконцентрировались боевики!
В зале продолжали шуметь: ничего себе оговорочка, а?..

Григорий Крошин