Entry tags:
Мой муж - шпион!
"СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО" №8 1991

В марте 1990 года в советских средствах массовой информации был распространен ряд материалов, опровергающих опубликованные на Западе «откровения» Олега Гордиевского, бывшего полковника КГБ. Так широкая общественность впервые узнала о тяжелом провале советской контрразведки, которая «прохлопала» более чем 10-летнюю работу Гордиевского на британские спецслужбы. Более того, в 1985 году ему удалось нелегально выехать из СССР в Великобританию.
В иные времена история взлета и падения бывшего чекиста и одновременно агента британской контрразведывательной службы МИ-6 так бы и осталась внутренним делом КГБ, поскольку помимо всего прочего перевербовка в общем-то довольно обычное явление в противоборстве тайных служб, хотя, вероятно, и непростое. Однако гласность позволила взглянуть на происшедшее более пристально. Заинтересованные стороны уже имели возможность высказаться на страницах печати, в том числе и сам Гордиевский (интервью с ним опубликовано в еженедельнике «Собеседник», № 42 за 1990г.).
Думаем, что нашим читателям будет небезынтересно познакомиться с мнением еще одного участника всей этой «темной» истории жены Гордиевского. Именно она в июле 1985 года первой обнаружила, что супруг исчез.
С ней беседует наш специальный корреспондент Александр БЫКОВСКИЙ.
— Мы с вами встречаемся в третий раз, и я заметил, что вас постоянно сопровождают — в некотором отдалении — молодые люди спортивного вида. Это ваши знакомые?
— Нет, это сотрудники КГБ, которые вот уже более пяти лег ведут за мной наружное наблюдение, я уже не говорю о том. что мои телефоны и квартира постоянно прослушиваются. Все это делается как бы в моих интересах: а вдруг со мной что-нибудь случится? Но я думаю, что КГБ рассчитывает на то, что рано или поздно я подам какой-нибудь условный знак, который выдаст мои «тайные» намерения.
Дело доходит до смешного, спецслужба не оставляет без внимания и любые мои случайные контакты на улице, если кто-то, на свое несчастье, обращается ко мне с тем или иным вопросом. Не завидую я также и тем мужчинам, которые имеют обыкновение улыбаться или подмигивать, например в метро, незнакомым женщинам. Кое-кто из таких любителей из-за меня наверняка уже попал в поле зрения КГБ.
— Отдаю должное вашей иронии. И все же, когда вы познакомились с Гордиевским и знали ли вы, кто он?
Мы познакомились с ним в конце 70-х годов в Дании, где я работала по линии Всемирной организации здравоохранения, а он сотрудником советского посольства. Олег старше меня на 11 лет. Он был в то время женат, но детей не было. К чести его. еще в Дании он сообщил жене, что собирается развестись с ней. что и сделал, ког -да они в 1978 году вернулись в Москву. В следующем году мы поженились. Позже у нас родились две дочери.
В Москве мы пробыли до леча 1982 года, когда Олега вместе с семьей направили в командировку в Англию. Он был рад этой поездке, потому что развод все-таки негативно сказался на его служебном росте.
— Кажется, где-то в феврале — марте 1985 года Гордиевского вызвали в Москву?
— Верно. Он был исполняющим обязанности резидента в Англии и связывал вызов в Москву с предстоящим утверждением на эту должность. Вернулся он окрыленным, в новом звании -- полковником. А через некоторое время последовал новый вызов.
— Это его насторожило?
— Думаю, что не особенно, ведь вопрос о его назначении по-прежнему оставался открытым. Однако прошла неделя, а от него из Москвы не было никаких известий. Как я потом узнала, ему запретили звонить мне в Лондон. За эту неделю и решилась его судьба. Ко мне пришли и сказали: у Олега плохо с сердцем, берите детей и летите в Москву, возьмете отпуск, отдохнете. Я только спросила: насовсем? Нет, ответили мне, только в отпуск.
— И как встретил вас супруг?
— Ну, во-первых, меня прямо у самолета взяли под белы руки, провели через другой проход. Это меня неприятно поразило. Но когда я увидела в толпе встречающих мужа, то немного успокоилась. Спокойно я восприняла и его слова о том, что мы больше в Лондон, вероятно, не вернемся. Не вернемся так не вернемся, думала я.
Потом, правда, во время прогулок с детьми он стал говорить, что в комитете происходит нечто невероятное, что на место в Лондоне оказалось слишком много претендентов, что столкнулись интересы конкурирующих кланов в КГБ. которые стремятся продвинуть своих людей. А Олег, кто он такой? Выдвинулся лишь благодаря своему уму и способностям. Кстати, он знает несколько европейских языков.
Тревога моя еще более усилилась, когда однажды он вывел меня на балкон нашей квартиры и сказал, что телефон наш прослушивается, что с ним может произойти самое невероятное и чтобы я никогда не верила в то, что о нем могут говорить. И чтобы дети знали, что они -— самое дорогое, что есть у него в жизни, ведь они для него — все.
— Но вы тем не менее уехали в отпуск...
— Просто так получилось. Он был в санатории под Москвой, а нам подвернулась путевка на море. Я и поехала туда с детьми. Пробыли мы там около двух недель. Олег постоянно звонил нам, а во время нашего последнего телефонного разговора сказал, что приедет к нам. Я его еще отговаривала, потому что санаторные условия были жуткие — ни воды, ни еды. Теперь-то я понимаю, что он просто запутывал следы. Но последнее его слово было: еду.
Но он не приехал. Я забеспокоилась: а вдруг у него что-нибудь с сердцем. Решила прервать отдых и примчалась в Москву. Захожу в квартиру, все на месте, но его нет. Как жена офицера КГБ, я обязана была позвонить на его службу. Звоню: так, мол, и так. Мне в ответ: да бросьте вы, он просто где-нибудь загулял, давайте подождем, ведь ему скоро на работу. Но он так и не появился. Был объявлен всесоюзный розыск. Однако и он результатов не дал. Как я жила все эти дни — одному Богу известно.
Через несколько дней мне сообщили, что Олег находится в Лондоне, где он попросил предоставить ему политическое убежище. Вскоре мне были официально предъявлены ордер на обыск и постановление о возбуждении уголовного дела в отношении Олега. Я только спросила: а что будет со мной? Ничего, ответили мне, живите и воспитывайте детей. И начался обыск, который одновременно велся и в квартире его матери. Должна сказать, что я благодарна сотрудникам КГБ. Они выполняли такую неприятную для меня миссию исключительно корректно. Обстановка у нас скромная, ни шуб, ни видео мы не имели, поэтому следователь решил арест на имущество не накладывать. На следующий день был обыск в гараже, на машину наложили арест.
И в августе сентябре я ездила в следственный отдел КГБ в Лефортово как на службу каждый день.
— Вероятно, в орбиту следствия были втянуты друзья и знакомые...
— О да. Все они сразу прервали отношения со мной. Все забылось, забылись те баулы с подарками, которые мы привозили и которые я дарила своим друзьям, их детям, мужьям и женам, соседям. Олег любил дарить и имел возможность это делать. И, когда наш сосед в куртке, кроссовках, брюках, (думаю, что и трусах), которые ему подарил Олег, ехал со мной в лифте и в упор меня не видел, я думала: как же может низко пасть человек! Если ты считаешь унизительным здороваться с женой шпиона, так сними все это с себя и брось мне в лицо!
Никто не бросил, но отношения прервали все.
Но я держалась. Единственное, что меня подкосило, это дети. Однажды я спросила маленькую дочку моей подруги, почему она перестала бывать у нас. И это невинное существо ответило: а мне мама запретила. Я поняла, что надо спасать детей. И переехала к родителям.
— Да, когда детей втягивают в такие дела — это страшно. Но, простите, давайте продолжим, ведь был же суд и был приговор...
Военная коллегия Верховного суда СССР 14 ноября 1985 года заочно приговорила Олега к расстрелу с полной конфискацией имущества. О приговоре я узнала совершенно случайно, никто мне о нем не сообщал. Конфискацию должен был проводить Октябрьский суд Москвы. Пришел судебный исполнитель, описал все имущество. ,Я как жена была вправе подать иск на свою долю имущества. И я более трех лет подавала этот иск, а у меня его все не принимали. А 24 февраля 1989 года мне объявили, что пленум Верховного суда СССР принял решение об отмене конфискации имущества.
— А машину вернули?
— Нет, это не совсем так. Еще в 1987 году судебный исполнитель самовольно вывел ее из гаража. А в декабре 1988 года мне позвонили из милиции, попросили забрать машину, которую, разбитую, нашли в соседней области. Я, естественно, отказалась.
— Вы развелись с Гордиевским, у вас и у ваших детей другая фамилия, вы пошли на лог шаг из-за имущественных соображений? Говорят, что в подобных ситуациях так поступают многие...
— Мне такую «утку» тоже подбрасывали, что развод якобы вычеркнет его из моей жизни. Все это ерунда, я это знаю, поскольку после всех этих передряг мне можно смело без экзаменов дать диплом юриста. Просто мне в КГБ говорили: разведись, и мы оставим тебя в покое. Они меня даже на развод возили на своей машине и пошлину за меня заплатили. Да и родня на меня давила: давай разводись. Была пущена версия, что ему там и бабу подобрали и что он женился...
Теперь я понимаю, что мой развод КГБ нужен был для того, чтобы снять любые требования с его стороны о воссоединении семьи, чтобы сказать ему, что жена тебя знать не хочет. Но я-то знаю, что мне до конца дней своих надлежит нести крест жены Гордиевского. как и детям, в новых свидетельствах о рождении которых в графе «отец» опять-таки записано: Гордиевский. А ведь говорили мне: пожалей детей, избавь их от этой звучной фамилии...
— Вы упомянули о воссоединении...
— Да, именно его добивается Олег. Я в начале нынешнего года подала заявление в ОВИР Октябрьского РУВД Москвы о поездке с детьми за границу. Но у меня его не приняли, мотивируя это тем, что «приглашающее лицо (бывший муж) находится за границей в нарушение порядка выезда из СССР и пребывания за границей».
Но в поездке по приглашению частного лица мне тоже было отказано. Интересна мотивировка: моя якобы осведомленность о государственных секретах и наличие «иных» причин, затрагивающих безопасность государства.
— Аргументы серьезные. И в каком «почтовом ящике» вы работаете или работали?
— Дело в том, что я вообще уже около десяти лет нигде не работаю. Причина маленькие дети. Да и смешно говорить после всего того, что произошло с Гордиевским, о какой-то моей «осведомленности». Уверена, что безопасность государства не пострадает, если я как частное лицо съезжу на несколько дней за границу. И в том, что мне отказывают в выезде, я вижу самый настоящий произвол.
— Это все касается вас. Распространяются ли эти запреты на детей?
— По закону - нет. Они остаются детьми Гордиевского, которого отцовства никто не лишал. И дети, в свою очередь, имеют право выехать к отцу.
— Гордиевский в «Собеседнике» утверждает, что, когда в 1951 году британский дипломат Дональд Маклейн сбежал в Москву, его жене Мелинде было позволено выехать к нему, что в Москве знаменитого Кима Филби часто навещал его сын Джон. Но я вам не открою большого секрета, если скажу, что многие наши соотечественники, прочитав наше с вами интервью, воскликнут: у нее муж совершил преступление, а она еще ведет речь о каком-то воссоединении!
— То, что он совершил, касается его взаимоотношений с государством. По существующему ныне законодательству мой муж шпион, преступник. Но ни я, ни тем более дети ничего противозаконного не совершали. И я считаю, что имею право на свободу передвижения.

В марте 1990 года в советских средствах массовой информации был распространен ряд материалов, опровергающих опубликованные на Западе «откровения» Олега Гордиевского, бывшего полковника КГБ. Так широкая общественность впервые узнала о тяжелом провале советской контрразведки, которая «прохлопала» более чем 10-летнюю работу Гордиевского на британские спецслужбы. Более того, в 1985 году ему удалось нелегально выехать из СССР в Великобританию.
В иные времена история взлета и падения бывшего чекиста и одновременно агента британской контрразведывательной службы МИ-6 так бы и осталась внутренним делом КГБ, поскольку помимо всего прочего перевербовка в общем-то довольно обычное явление в противоборстве тайных служб, хотя, вероятно, и непростое. Однако гласность позволила взглянуть на происшедшее более пристально. Заинтересованные стороны уже имели возможность высказаться на страницах печати, в том числе и сам Гордиевский (интервью с ним опубликовано в еженедельнике «Собеседник», № 42 за 1990г.).
Думаем, что нашим читателям будет небезынтересно познакомиться с мнением еще одного участника всей этой «темной» истории жены Гордиевского. Именно она в июле 1985 года первой обнаружила, что супруг исчез.
С ней беседует наш специальный корреспондент Александр БЫКОВСКИЙ.
— Мы с вами встречаемся в третий раз, и я заметил, что вас постоянно сопровождают — в некотором отдалении — молодые люди спортивного вида. Это ваши знакомые?
— Нет, это сотрудники КГБ, которые вот уже более пяти лег ведут за мной наружное наблюдение, я уже не говорю о том. что мои телефоны и квартира постоянно прослушиваются. Все это делается как бы в моих интересах: а вдруг со мной что-нибудь случится? Но я думаю, что КГБ рассчитывает на то, что рано или поздно я подам какой-нибудь условный знак, который выдаст мои «тайные» намерения.
Дело доходит до смешного, спецслужба не оставляет без внимания и любые мои случайные контакты на улице, если кто-то, на свое несчастье, обращается ко мне с тем или иным вопросом. Не завидую я также и тем мужчинам, которые имеют обыкновение улыбаться или подмигивать, например в метро, незнакомым женщинам. Кое-кто из таких любителей из-за меня наверняка уже попал в поле зрения КГБ.
— Отдаю должное вашей иронии. И все же, когда вы познакомились с Гордиевским и знали ли вы, кто он?
Мы познакомились с ним в конце 70-х годов в Дании, где я работала по линии Всемирной организации здравоохранения, а он сотрудником советского посольства. Олег старше меня на 11 лет. Он был в то время женат, но детей не было. К чести его. еще в Дании он сообщил жене, что собирается развестись с ней. что и сделал, ког -да они в 1978 году вернулись в Москву. В следующем году мы поженились. Позже у нас родились две дочери.
В Москве мы пробыли до леча 1982 года, когда Олега вместе с семьей направили в командировку в Англию. Он был рад этой поездке, потому что развод все-таки негативно сказался на его служебном росте.
— Кажется, где-то в феврале — марте 1985 года Гордиевского вызвали в Москву?
— Верно. Он был исполняющим обязанности резидента в Англии и связывал вызов в Москву с предстоящим утверждением на эту должность. Вернулся он окрыленным, в новом звании -- полковником. А через некоторое время последовал новый вызов.
— Это его насторожило?
— Думаю, что не особенно, ведь вопрос о его назначении по-прежнему оставался открытым. Однако прошла неделя, а от него из Москвы не было никаких известий. Как я потом узнала, ему запретили звонить мне в Лондон. За эту неделю и решилась его судьба. Ко мне пришли и сказали: у Олега плохо с сердцем, берите детей и летите в Москву, возьмете отпуск, отдохнете. Я только спросила: насовсем? Нет, ответили мне, только в отпуск.
— И как встретил вас супруг?
— Ну, во-первых, меня прямо у самолета взяли под белы руки, провели через другой проход. Это меня неприятно поразило. Но когда я увидела в толпе встречающих мужа, то немного успокоилась. Спокойно я восприняла и его слова о том, что мы больше в Лондон, вероятно, не вернемся. Не вернемся так не вернемся, думала я.
Потом, правда, во время прогулок с детьми он стал говорить, что в комитете происходит нечто невероятное, что на место в Лондоне оказалось слишком много претендентов, что столкнулись интересы конкурирующих кланов в КГБ. которые стремятся продвинуть своих людей. А Олег, кто он такой? Выдвинулся лишь благодаря своему уму и способностям. Кстати, он знает несколько европейских языков.
Тревога моя еще более усилилась, когда однажды он вывел меня на балкон нашей квартиры и сказал, что телефон наш прослушивается, что с ним может произойти самое невероятное и чтобы я никогда не верила в то, что о нем могут говорить. И чтобы дети знали, что они -— самое дорогое, что есть у него в жизни, ведь они для него — все.
— Но вы тем не менее уехали в отпуск...
— Просто так получилось. Он был в санатории под Москвой, а нам подвернулась путевка на море. Я и поехала туда с детьми. Пробыли мы там около двух недель. Олег постоянно звонил нам, а во время нашего последнего телефонного разговора сказал, что приедет к нам. Я его еще отговаривала, потому что санаторные условия были жуткие — ни воды, ни еды. Теперь-то я понимаю, что он просто запутывал следы. Но последнее его слово было: еду.
Но он не приехал. Я забеспокоилась: а вдруг у него что-нибудь с сердцем. Решила прервать отдых и примчалась в Москву. Захожу в квартиру, все на месте, но его нет. Как жена офицера КГБ, я обязана была позвонить на его службу. Звоню: так, мол, и так. Мне в ответ: да бросьте вы, он просто где-нибудь загулял, давайте подождем, ведь ему скоро на работу. Но он так и не появился. Был объявлен всесоюзный розыск. Однако и он результатов не дал. Как я жила все эти дни — одному Богу известно.
Через несколько дней мне сообщили, что Олег находится в Лондоне, где он попросил предоставить ему политическое убежище. Вскоре мне были официально предъявлены ордер на обыск и постановление о возбуждении уголовного дела в отношении Олега. Я только спросила: а что будет со мной? Ничего, ответили мне, живите и воспитывайте детей. И начался обыск, который одновременно велся и в квартире его матери. Должна сказать, что я благодарна сотрудникам КГБ. Они выполняли такую неприятную для меня миссию исключительно корректно. Обстановка у нас скромная, ни шуб, ни видео мы не имели, поэтому следователь решил арест на имущество не накладывать. На следующий день был обыск в гараже, на машину наложили арест.
И в августе сентябре я ездила в следственный отдел КГБ в Лефортово как на службу каждый день.
— Вероятно, в орбиту следствия были втянуты друзья и знакомые...
— О да. Все они сразу прервали отношения со мной. Все забылось, забылись те баулы с подарками, которые мы привозили и которые я дарила своим друзьям, их детям, мужьям и женам, соседям. Олег любил дарить и имел возможность это делать. И, когда наш сосед в куртке, кроссовках, брюках, (думаю, что и трусах), которые ему подарил Олег, ехал со мной в лифте и в упор меня не видел, я думала: как же может низко пасть человек! Если ты считаешь унизительным здороваться с женой шпиона, так сними все это с себя и брось мне в лицо!
Никто не бросил, но отношения прервали все.
Но я держалась. Единственное, что меня подкосило, это дети. Однажды я спросила маленькую дочку моей подруги, почему она перестала бывать у нас. И это невинное существо ответило: а мне мама запретила. Я поняла, что надо спасать детей. И переехала к родителям.
— Да, когда детей втягивают в такие дела — это страшно. Но, простите, давайте продолжим, ведь был же суд и был приговор...
Военная коллегия Верховного суда СССР 14 ноября 1985 года заочно приговорила Олега к расстрелу с полной конфискацией имущества. О приговоре я узнала совершенно случайно, никто мне о нем не сообщал. Конфискацию должен был проводить Октябрьский суд Москвы. Пришел судебный исполнитель, описал все имущество. ,Я как жена была вправе подать иск на свою долю имущества. И я более трех лет подавала этот иск, а у меня его все не принимали. А 24 февраля 1989 года мне объявили, что пленум Верховного суда СССР принял решение об отмене конфискации имущества.
— А машину вернули?
— Нет, это не совсем так. Еще в 1987 году судебный исполнитель самовольно вывел ее из гаража. А в декабре 1988 года мне позвонили из милиции, попросили забрать машину, которую, разбитую, нашли в соседней области. Я, естественно, отказалась.
— Вы развелись с Гордиевским, у вас и у ваших детей другая фамилия, вы пошли на лог шаг из-за имущественных соображений? Говорят, что в подобных ситуациях так поступают многие...
— Мне такую «утку» тоже подбрасывали, что развод якобы вычеркнет его из моей жизни. Все это ерунда, я это знаю, поскольку после всех этих передряг мне можно смело без экзаменов дать диплом юриста. Просто мне в КГБ говорили: разведись, и мы оставим тебя в покое. Они меня даже на развод возили на своей машине и пошлину за меня заплатили. Да и родня на меня давила: давай разводись. Была пущена версия, что ему там и бабу подобрали и что он женился...
Теперь я понимаю, что мой развод КГБ нужен был для того, чтобы снять любые требования с его стороны о воссоединении семьи, чтобы сказать ему, что жена тебя знать не хочет. Но я-то знаю, что мне до конца дней своих надлежит нести крест жены Гордиевского. как и детям, в новых свидетельствах о рождении которых в графе «отец» опять-таки записано: Гордиевский. А ведь говорили мне: пожалей детей, избавь их от этой звучной фамилии...
— Вы упомянули о воссоединении...
— Да, именно его добивается Олег. Я в начале нынешнего года подала заявление в ОВИР Октябрьского РУВД Москвы о поездке с детьми за границу. Но у меня его не приняли, мотивируя это тем, что «приглашающее лицо (бывший муж) находится за границей в нарушение порядка выезда из СССР и пребывания за границей».
Но в поездке по приглашению частного лица мне тоже было отказано. Интересна мотивировка: моя якобы осведомленность о государственных секретах и наличие «иных» причин, затрагивающих безопасность государства.
— Аргументы серьезные. И в каком «почтовом ящике» вы работаете или работали?
— Дело в том, что я вообще уже около десяти лет нигде не работаю. Причина маленькие дети. Да и смешно говорить после всего того, что произошло с Гордиевским, о какой-то моей «осведомленности». Уверена, что безопасность государства не пострадает, если я как частное лицо съезжу на несколько дней за границу. И в том, что мне отказывают в выезде, я вижу самый настоящий произвол.
— Это все касается вас. Распространяются ли эти запреты на детей?
— По закону - нет. Они остаются детьми Гордиевского, которого отцовства никто не лишал. И дети, в свою очередь, имеют право выехать к отцу.
— Гордиевский в «Собеседнике» утверждает, что, когда в 1951 году британский дипломат Дональд Маклейн сбежал в Москву, его жене Мелинде было позволено выехать к нему, что в Москве знаменитого Кима Филби часто навещал его сын Джон. Но я вам не открою большого секрета, если скажу, что многие наши соотечественники, прочитав наше с вами интервью, воскликнут: у нее муж совершил преступление, а она еще ведет речь о каком-то воссоединении!
— То, что он совершил, касается его взаимоотношений с государством. По существующему ныне законодательству мой муж шпион, преступник. Но ни я, ни тем более дети ничего противозаконного не совершали. И я считаю, что имею право на свободу передвижения.